– Где ты живешь? – раздраженно спросил он.
Салим отчаянно пытался придумать нечто правдоподобное. Он не мог привести полицейских к своей семье.
– Я нигде не живу. Я турист. Покупаю, – Салим сделал жалкую попытку объясниться, махнув рукой на аллею магазинчиков.
– Покупаешь? – фыркнули полицейские. – И что ты купил?
– Э-э-э… ничего. Сегодня ничего.
Салиму отчаянно хотелось, чтобы от него отстали.
– Ничего? Ладно. Где твой паспорт? Документы?
У Салима снова скрутило живот и стало горько во рту.
– Паспорт? У меня нет паспорта.
Хозяин ломбарда приоткрыл дверь, увидел полицейских, стоявших около последнего посетителя, и юркнул обратно.
– Нет паспорта?
Полицейские обменялись взглядами, смысла которых Салим не понял.
– Мой друг… У него мой паспорт.
– Как тебя зовут?
– Салим.
– Откуда ты?
Кровь шумела у Салима в ушах. Бежать? Практически невозможно. Его прижали к стене посреди оживленного рынка. Туристы входили в магазинчики и выходили. Звенели дверные колокольчики. Темнокожий уличный торговец отвел взгляд, складывая в мешок своих танцующих человечков. Прохожие с любопытством поглядывали на Салима, даже не замедляя шаг. Только седоволосый мужчина, жаривший кукурузу, похоже, сочувствовал ему.
Стояла такая жара, что даже в тени выступал пот. Салиму хотелось пить, и со вчерашнего вечера он ничего не ел. На полицейских была синяя форма, рубашки, аккуратно заправленные в темно-синие брюки, и береты. С массивных поясов свисало то, чего Салиму стоило бояться, – рации, наручники… и пистолеты. Попытка бежать его бы не спасла. Как и отказ отвечать на вопросы.
– Я… Я из Турции.
Эту роль Салим репетировал с матерью как минимум сто раз, а наедине с собой – и того больше. Другие беженцы рассказывали, какие вопросы может задавать полиция, если остановит, и он надеялся, что их советы пригодятся.
– Из Турции?
Казалось, полицейского передернуло от отвращения. Он многозначительно переглянулся с напарником.
– И как ты добрался до Афин?
– Самолетом.
– Кто приехал с тобой?
– Никто, я один, – помотал головой Салим.
Он очень надеялся, что взгляд и голос не выдали его. Руки он держал опущенными по бокам.
– Один? И сколько тебе лет? Шестнадцать?
– Пятнадцать, – ответил Салим, надеясь, что его внешность собьет их с толку.
– Пятнадцать? А где мама? Отец?
Салим пожал плечами.
– Они не с тобой? – Старший полицейский, начиная выходить из себя, заложил большие пальцы за пояс.
Салим снова помотал головой. Полицейские перекинулись несколькими словами по-гречески, выражение их лиц в трактовке не нуждалось. Салим знал, что международное законодательство обязывает предоставлять несовершеннолетним убежище, но уже успел понять, что на улицах эти законы защищали примерно так же, как дырявый зонтик во время урагана.