Когда я подошла к тутовому дереву, свисавшие оттуда ноги в сандалиях замерли. Я попыталась рассмотреть его лицо, но, как всегда, листва скрывала все, кроме сандалий. Его положение – более выгодное – позволяло все видеть. Я считала подобное несправедливым, но не осмеливалась об этом сказать. Мне не следовало забывать о скромности.
– Салам, – вкрадчиво поздоровался он.
– Салам, – ответила я.
В наступившей тишине стало легче дышать. Мне было спокойно в этом саду. Я ждала, пока заговорит мой собеседник.
– Ты сегодня без книги.
– Не читается в последнее время, – призналась я.
– Тебя что-то тревожит.
Нужно ли было открыться? Я была одинока. Никто в семье не знал, что я чувствую и почему. Ни один человек. У меня словно кусок встал поперек горла, и я не могла ни выплюнуть его, ни проглотить.
– Я прихожу в сад, когда хочу побыть подальше от чего-то. Или когда хочу подумать о чем-то… личном.
Его голос затих. Я не поднимала глаз, чтобы не видеть его лица и вообще его не видеть. В тот момент мне достаточно было слышать неуверенные интонации его голоса.
– Мой отец так любит этот сад, что на рассвете молится здесь. Он думает, что его молитва питает деревья, но, возможно, дело в другом. Он открывает душу деревьям, их ветвям и корням, а они в благодарность услаждают его плодами. А вечером сад принадлежит мне. Мои сестры боятся заходить так далеко в эти заросли.
– Некоторые боятся того, чего не могут увидеть.
– Я кое-что видела, и ничего страшного в этом нет. То, что меня пугает, лежит за пределами этого сада.
Снова мы оба замолчали.
– Ты читала Ибрагима Халиля.
Я удивилась. Действительно, я его читала. Теперь я читала намного лучше и перешла к современным афганским поэтам.
– Да, читала.
– Зачем?
Зачем? На этот вопрос я не могла ответить достаточно красноречиво. В ясности и выразительности этих стихотворений чувствовалась мощь. Вот так кратко и емко выразить самые глубокие мысли всего в нескольких строчках, а потом переплавить их, чтобы осталось лишь главное, которое воплотится в чеканной ритмичной форме. Мне нравилось перечитывать эти пассажи, проникая в смысл каждой строки, словно распаковывая предназначенные лишь мне подарки.
– Он служит мне ориентиром, – подобрала я наконец слова, – иногда я засыпаю и просыпаюсь, думая о какой-нибудь безвыходной ситуации. И сколько бы я ни старалась, дилемму разрешить не удается. Но часто бывало так, что я читала его стихотворения, и вдруг… Даже не знаю, как объяснить. Словно бы он написал ответы на вопросы, которых я ему никогда не задавала.
– Хм…
Конечно, это показалось ему просто нелепым.