Я вскочила и извинилась, выбегая в ванную. Мне нужно принять это. Я должна поддержать Эмму, но если они хотят завести ребенка, то… Мы не забеременеем в одно и то же время.
Я проглотила рыдания и умылась. Я не могу потерять лицо перед всеми. Я почувствовала себя ужасным другом. Вежливый стук заставил меня подпрыгнуть. Эмма приоткрыла двери, и я выругалась про себя, что не заперлась.
– Роуз?
– Со мной все хорошо, просто стало жарко, вот и все.
– Я всегда вижу, когда ты врешь, забыла? – я посмотрела в зеркало, глядя на ее отражение позади меня. Она выглядела такой взволнованной; я почувствовала вину. Я не хотела, чтобы это становилось между нами.
– Ты ведь не пьешь?
– Я слышала, что это может помочь.
– Ты не говорила мне об этом.
– Нет, – она присела на край ванны. – Я же вижу, как ты реагируешь, когда я упоминаю что-то, что имеет к детям какое-то отношение. Я просто подумала, ты не хочешь говорить об этом, не хочешь ничего знать. И мне понятно это, честно.
– Мы всегда обо всем говорим, – слабым голосом возразила я. Как же неприятно было осознавать, что будущий малыш мог встать между нами. Но я не знала, что делать. Мне не хотелось завидовать, не хотелось возмущаться. Она ни в чем не виновата. И мне это было прекрасно известно. Но оказалось сложно побороть собственные чувства.
Я медленно повернулась:
– Думаю, нам лучше вернуться в гостиную.
Эмма закусила губу и поднялась.
– Скажешь, если можно будет поговорить об этом?
– Не «если», а «когда», – пообещала я, надеясь, что для разговора я смогу в скором времени собраться с силами.
Эмма коснулась моего плеча и выскользнула. Я вытерла лицо, глубоко вздохнула и вернулась к гостям. Я чувствовала на себе взгляд Роберта и задалась вопросом, в каком виде я перед ним предстала. Осушив бокал до дна, я попыталась сконцентрироваться на происходящем.
– Отец даже не рассматривал вариант, что я не захочу с ним работать, – говорил Роберт Джону. – Ему сложно отказать. Но после университета работа в фирме пришлась кстати: он хорошо платит, но и требует сполна. И это касается не только работы, – в голосе Роберта зазвучали нотки горечи. Я услышала настоящую боль в его словах, хотя мне не было знакомо то, о чем он говорил, – мама всегда меня поддерживала и ободряла, но никогда ничего не навязывала.
– Разве он не желает тебе счастья?
Роберт повернулся ко мне.
– Не думаю, что он вообще задумывается о счастье… как, впрочем, и я. Но этим летом я вдруг стал думать над тем, насколько я счастлив и что бы сделало меня счастливым, – наши взгляды встретились, и внезапно я осознала, насколько он ни в чем не уверен. Он казался мне самоуверенным, даже немного пугающим, но сейчас выглядел, как растерянный мальчик.