Первая и последняя строка стихотворения
Михаил Кузмин – поэт, о котором еще много будут писать и говорить, – это один из самых выдающихся русских поэтов XX века, из самых новаторов и знатоков своего дела, – говорил когда-то Цветаевой, что первая (написанная) строка стихотворения – это его последняя (напечатанная) строка. Ради нее и пишется все стихотворение.
Это наблюдение – не всеобщий закон. Но подтверждается, если обратиться к опыту Цветаевой, самого Кузмина, а из классиков – Тютчева.
Почти всегда можно угадать – у Пушкина, у Лермонтова, у Блока, – какие строфы стихотворения писались первыми, какие родились после. Разумеется, это все – впечатление. Но я перечитывал таким образом классиков.
Всеволод Иванов рассказывал когда-то, что переписывал от руки «Войну и мир» просто потому, что хотелось ощутить, как это писалось, какие движения делала рука Толстого.
Этому можно поверить, хотя и не имею такого пиетета по отношению к Толстому.
<1960-е гг.>
Стихи – это опыт, душевный опыт. Совершенно несерьезно говорить – поэзия всегда была делом молодости. Напротив, поэзия всегда была делом седых, делом людей большого душевного опыта. Действительно, есть такое выражение – «поэзия молодости». Но для того чтобы описать, выразить это чувство, необходима душевная зрелость, огромный душевный опыт, личный опыт.
Вот почему, отвечая на болтовню Антокольского на сей предмет, я и написал – «Поэзия – дело седых».
Вопрос опыта – вопрос сложный. Вот советы Рильке. Приношу извинения за длинную выписку.
Р.М. Рильке «Заметки Мальте Лауридса Бриге». М., 1913, с. 20 «…И стихи. Да, но стихи, если их писать постоянно, выходят такими незначительными. Следовало бы не торопиться писать их, и всю жизнь – по возможности долгую жизнь – накапливать для них содержание и сладость, и тогда, к концу жизни, может быть, и удалось бы написать строчек десять порядочных. Потому что стихи вовсе не чувства, как думают люди (чувства достаточно рано проявляются у человека), они – опыт. Чтобы написать хоть одну строчку стихов, нужно перевидать массу городов, людей и вещей, нужно знать животных, чувствовать, как летают птицы, слышать движение мелких цветочков, распускающихся по утрам… нужно уметь снова мечтать о дорогах неведомых, вспоминать встречи неожиданные и прощания задолго предвиденные, воскрешать в памяти дни детства, еще неразгаданного <…> И все-таки мало еще одних воспоминаний: нужно уметь забыть их и с безграничным терпением выжидать, когда они начнут снова всплывать. Потому что нужны не сами воспоминания. Лишь тогда, когда они претворятся внутри нас в плоть, взор, жест и станут безымянными, когда их нельзя будет отделить от нас самих – только тогда может выбраться такой исключительный час, когда какое-нибудь из них перельется в стихотворение. А мои стихи возникли иначе, и, следовательно, их нельзя назвать стихами».