Омская классическая арестантская транзитка – санпропусник военный необычайной произвольности, быстрого обслуживания – души, души. Для солдат по два, для арестантов по десяти человек на душ – я при своем высоком росте никак не проигрываю, в бане не слежу, чтобы меня не обделили водой, чтобы только кусочек мыла не вырвали. Но Сибирь далеко еще от Колымы, кусочек мыла здесь суют в руку как рекруту. Омск – это город Достоевского, город его каторги, а в наше время санпропусник, лучше бутырского, лучше магаданского, первая и последняя точки нашего вагонного пути. От Омска после Достоевского никто ничего и не ждет, кроме каторги, и действительно, обслуживание в Омске образцовое. Уже к обеду мы, прошедшие душ, строились, но, как ни налажено солдатское колесо, арестантский путь все же труднее, медленнее. Мы сидим, лежим, вернее, под скудным омским солнцем в яснейший из ясных, ясный день. Редкое солнце указывает, как много мы сидели в тюрьме, как плохо нас кормили и как долго длится наш вагонный путь. Хлеба по пути купить нельзя, деньги у нас отобраны при отъезде из Бутырки и навсегда исчезли, списанные с наших счетов: как, кому это все досталось – какому-нибудь клубу НКВД списано, – этого мы никогда не узнаем. Но подкожная клетчатка, жировая прослойка давно исчезла – в очереди сидят скелеты, раскрытые рубашки показывают белеющую мертвую кожу, которую слабое омское солнце не в силах согреть и обжечь.
Наш этап – три тысячи человек из московских тюрем отбывают с Красной Пресни – новой, любимой Сталиным тюрьмы – в начале июля 1937 года, точно не помню, а помню, что осужден 3 июня Особым совещанием под председательством Ежова на 5 лет концентрационных лагерей с отбыванием срока на Колыме и лишением права переписки. Большой протокол <спущен> для нашего брата.
На прииск «Партизан» Северного горного управления нас привезли 20 августа. Но до этого была пересылка в Магадане, текли дожди круглые сутки. Холодные тучи опоясали скалы – бредовый сон, из которого мы и не пытались вырваться, чтобы не встретиться с явью еще хуже – трое суток работы на трассе в бухте Веселой, бесконечные трудности, когда не знаешь, что лучше: ходить на работу, ползти на работу или лежать под окриками и толчками. Я – ходил.
Вот в этом промежутке вагонном 9 августа нас выгрузили из вагонов во Владивостоке и ночи две томили за проволокой зоны, которая <была> расчерчена для тогдашнего транзита. Значит, Омск был где-то между 1 июля и 20 августа. Дорога пароходом – лучший, оптимальный вариант. Пять дней у нас не было ни шторма, ни ошибок в курсе, ни бунтов. Еще бы, троцкисты – это овцы, бунтовали на пароходе только блатари или если из 58-й статьи, то после войны, когда ясно обозначилось, чем была Колыма в 1937 году.