Прошло часа два. Когда она заехала во двор, Дмитрия Ивановича в кресле не было. И хорошо, к вечеру становилось прохладно, все-таки конец августа. Шура выгрузила продукты, торопясь занести в дом, пока муж не увидел и не кинулся помогать. Отнесла на кухню, взяла из сумки мазь и пошла к нему. В кабинете его не оказалось. Подумала, что решил прилечь и пошел без нее на второй этаж, не дождался… Заглянула на всякий случай в гостиную и увидела его лежащим на полу. Шура подбежала и попыталась поднять, чтобы дотащить до дивана, но у нее ничего не получилось. А он был как будто без сознания. Она трясла его: «Дима, Димочка, что с тобой? Где болит? Сердце, да? Сердце?» Но муж не реагировал, и Шура, путаясь в кнопках телефона, вызвала «Скорую». Потом села на пол, положила его голову себе на колени, стала осторожно гладить, тихонько и жалобно поскуливая, как щенок. Слезы лились, но она их не вытирала. Вдруг он зашевелился, приоткрыл глаза. Взгляд был такой, будто не узнавал ее.
– Димочка, родной мой, что с тобой? Сейчас, сейчас, потерпи. Сейчас врач приедет, потерпи, миленький…
– Попить, – едва слышно прошептал он, и Шура, осторожно положив его голову на ковер, бросилась на кухню.
Принесла воды и, подложив ему под голову диванную подушку, поднесла стакан к губам. Он сделал несколько глотков, закашлялся, и часть воды пролилась на рубашку. Закрыл глаза, и она опустила голову на подушку Через минуту он застонал, попытался повернуться, и его вырвало. Шура побежала в ванную, схватила полотенце и стала вытирать ему лицо. С улицы раздался шум машины и гудок. Она выбежала на крыльцо и отчаянно закричала:
– Ну, скорей же, скорей! Пожалуйста, помогите! Ему плохо!
Врач с чемоданчиком и санитар побежали к дому. Она плохо понимала, что делал врач, и все повторяла:
– Но он ведь не умрет, не умрет?
А врач спрашивал фамилию и возраст. «При чем здесь фамилия?» – не понимала Шура. Потом ехала в машине «Скорой помощи», держала его за руку и беззвучно плакала. Когда машина затормозила, Дмитрий Иванович открыл глаза, посмотрел на нее и попытался улыбнуться. Но лишь пошевелил губами, а потом вздохнул и внятно прошептал:
– Шурочка, как жаль…
Она почти бежала рядом с каталкой, держа его за руку, и говорила:
– Все хорошо, мы приехали. Сейчас, миленький мой, хороший, потерпи чуть-чуть.
Он смотрел на нее молча, глаза у него были больные и грустные, а лицо усталое…
Потом ей сказали, что дальше нельзя, пусть ждет здесь, и увезли каталку за дверь. Шура села на стул и застыла. Прошло немного времени, и из дверей вышел врач. Другой, не тот, что приезжал на дачу. Назвал фамилию, она встала… Никого кроме нее в коридоре не было.