Она смотрела на меня, вероятно, вспоминая о редких приступах моего параноидального поведения.
– Но мы не можем этого сделать. До тех пор, пока мне не исполнится шестнадцать лет, и даже тогда…
– Я ухожу, – сказал я, перебив ее. – Я увольняюсь из Хэдли. Я написал заявление и утром в понедельник собираюсь поговорить с Мак-Кензи.
Дарси удивленно смотрела на меня.
– Что? – выдохнула она.
– Я уже давно думаю об этом, Дарс. Я хочу быть с тобой.
– Но ты же любишь преподавать! – Мне показалось, что она вот-вот расплачется, но не от радости. Это меня немного смутило. – Ты не можешь бросить любимую работу из-за меня. Что ты будешь делать?
– Ну, – осторожно начал я, – я думал о том, что ты сказала в Венеции. Возможно, когда тебе исполнится шестнадцать лет, мы сможем переехать в Италию. Я могу подыскать работу в баре или начать преподавать. Или заняться этим самым алебастром.
У Дарси от удивления рот приоткрылся.
– Этим самым чем?
Возможно, переезд в Италию был утопией, возможно, нет. Но где бы я ни оказался после Хэдли, я знал, что не буду скучать по школе с ее дурацкими правилами и дрянным кофе, на вкус и вид похожим на гудрон, который соскребли с проезжей части и запихнули в кофеварку. Я не буду скучать по бесконечным перепалкам с Карен Уэкс по поводу того, кто и где должен сидеть во время собраний. Я не буду скучать по тетрадям, судя по содержимому которых школьницы не слышали ни слова из того, что я им рассказывал. И я точно не буду скучать по тому чувству паники, которое обычно охватывало меня, когда я видел, что Мак-Кензи идет в мою сторону. Каждый раз мне казалось, что он припрет меня к стенке и скажет: «Я знаю твой маленький секрет, ах ты, чертов извращенец!»
Два-три раза в неделю мне снился этот кошмар, после которого я просыпался весь в поту. Иногда мне даже снилось, что Мак-Кензи стоит возле моей машины, наблюдая за мной и Дарси.
Я совсем недавно попал в мир образования. Я никогда не брал академический отпуск, не напивался за границей и не делал никаких ужасных вещей, из-за которых работа превращается в кошмар, но ты при этом можешь вести себя как засранец, потому что все вокруг понимают, насколько ты пропащий человек, и даже сочувствуют тебе. Небольшая часть меня очень хотела беспокоиться о банковском счете и способности оплачивать ренту, брать у людей деньги взаймы и спускать их на выпивку и травку. Где-то на задворках сознания все это казалось мне эдаким романтичным декадансом.
Я был готов жить полной жизнью. Я был готов отделаться от холодного взгляда Сони Лэрд, который преследовал меня повсюду. Я был почти уверен, что она следит за нами.