– Пробовала. Даже пошла на междугородную. Ту, что на улице Желябова, но так и не смогла дозвониться. Завтра снова попытаюсь.
Вести с фронта были неутешительными. Военные сводки, расклеенные по всему Ленинграду на деревянных досках, где раньше висели газеты, казались Татьяне совершенно невразумительными. Диктор твердил, что Красная армия побеждает, но немцы продолжают наступать. Каким образом все это получается?
Татьяна ничего не понимала.
Несколько дней спустя дед объявил, что их, похоже, в самом деле отправят в Молотов и что неплохо бы заранее сложить вещи.
– Я никуда не поеду без Паши! – отрезала мама и уже спокойнее добавила: – Кроме того, наша фабрика теперь шьет обмундирование, так что мы перешли на военное положение. Мы нужны фронту. Да и война скоро закончится. Ты же слышал по радио, мы бьем врага.
Дед устало покачал головой:
– Ах, Ирина, враг не так слаб, как ты думаешь. Недаром немцы захватили полмира. Англия вот уже восемнадцать месяцев как вступила в войну и до сих пор сражается. Ты же слышала о налетах на Лондон!
– Да, но, папочка, мы сумеем показать нацистам. Это не какие-то воздушные бои, а настоящая война! – встал отец на защиту жены. – И солдат у нас больше. Мы так просто не сдадимся. Мы немцам не по зубам.
– Я не собираюсь проверять, насколько придется трудно. И оставаться не желаю.
– Я никуда не поеду, – повторила мама.
– Я тоже, – вторила Даша.
«Еще бы», – подумала Татьяна.
Они сидели в длинной узкой комнате. Отец с матерью курили. Даша шила. Бабка с дедом молча переглядывались. Татьяна молчала, однако про себя решила, что тоже никуда не поедет. Она в осаде. В осаде по имени Александр. И не тронется с места. Она жила ради вечерних свиданий с ним, рождавших едва сформированные, болезненные чувства, которые было трудно выразить и еще труднее понять. Друзья, гуляющие в сумерках… Больше она ничего не могла от него принять. И ничего не хотела, кроме этого единственного часа в конце тяжелого рабочего дня. Только в этот единственный час за весь день сердце ее колотилось от счастливого предчувствия. Она окружала себя родней, чтобы защититься от неизбежного, и все же старалась держаться особняком, никому не выдавая владевших ею эмоций. И каждый вечер настороженно наблюдала за родителями. За их настроением. Наблюдала и не доверяла.
– Мама, ты позвонила Паше?
– В лагере никто не отвечает. Может, номер набрала неправильно? Я позвонила в деревню Доготино, это рядом с лагерем, но в сельсовете никого не было. Придется завтра пойти на почту. Все пытаются дозвониться. Должно быть, линия перегружена.