– Такие решения хороши только в сказках.
Веная не особенно старался отговорить царя от этой безумной мысли. Он понимал, что Соломон на самом деле вовсе не рвется ехать один и в чужой личине. «Значит, придворные снова вывели его из себя. Кучка недоумков. Как же им невдомек, что, если злить его, от этого не станет легче его направлять?»
Соломон смотрел на юг, словно пытаясь взглядом преодолеть расстояние, отделявшее Иерусалим от далекого города, где ожидала царица Савская.
– В сказках…
Царь произнес эти слова так тихо, что Венае показалось, будто это вздох жаркого летнего ветра. Потом Соломон снова обернулся к Венае:
– Завтра на рассвете я выезжаю по главной царской дороге на юг, чтобы приветствовать царицу Савскую в Ецион-Гевере. Если придворные и слуги не готовы сопровождать царя, что ж, ему придется отправиться с теми, кто действительно любит его.
– Ты им объявишь или я?
– Пусть объявит Аминтор, – улыбнулся Соломон, – тогда они быстро уступят царскому желанию.
«Да, ты воистину сын Давида Великого. И царица Мелхола учила тебя недаром». Но Венае хватило мудрости не произносить этих слов, хотя они часто приходили ему на ум. Такие похвалы, словно обоюдоострый меч, могли ранить. Царь Соломон не любил, когда его сравнивали с отцом.
И уж тем более не стоило упоминать о его матери – о любой из двух его матерей.
Песнь Ваалит
Я опустилась на колени перед жерновом. Верхняя половина его была из сверкающего золота, а нижняя из тусклого железа. Браслеты, массивные, словно кандалы, тяжелые, словно камень, защелкнулись на моих запястьях. В жернове перемалывалось время. Каждый час сверкал, как хрусталь, сиял, будто жемчужина. Золотые цепи приковывали меня к золотому жернову, и я вертела его, перемалывая время в песок, который рассеивался, словно туман. Час за часом я перемалывала драгоценные камни времени, час за часом бесконечно крутила жернов…
Когда я проснулась, кровь так сильно билась в жилах, что пульсировала кожа. Сон. Всего лишь сон. К тому же не такой страшный, чтобы обливаться холодным потом. Так я твердила, уговаривая себя дышать медленно и лежать неподвижно, пока сердце не начало биться ровно.
Но спать после этого я не осмеливалась. Я не хотела лежать с открытыми глазами, глядя в темноту, поэтому встала и вышла на балкон, ступая тихо, чтобы не разбудить Нимру и Кешет, – они спали на соседней кровати, мирно, словно котята. Когда мне бывало не по себе, я предпочитала одиночество.
А в последнее время мне часто бывало не по себе. Мои разум и тело не находили покоя. Даже сама я не понимала, что меня тревожит. Я лишь знала, что слишком часто мне снятся беспокойные сны. Тот сон про жернов по-настоящему испугал меня, хотя я не находила этому объяснения.