Но Ависага умерла уже больше двенадцати лет назад, а убивший ее ребенок оказался всего лишь девочкой. Благодарение Мелькарту за эту милость, ведь, роди она мальчика, его бы объявили наследником престола вместо Ровоама. А так – сыну Наамы предстояло унаследовать трон. Царь Соломон поклялся в этом в прошлый, пятнадцатый день рождения Ровоама. Объявил об этом прилюдно, чтобы никто не сомневался.
Но сомневалась она. «Это царство стоит на песке, а корону здесь дают по прихоти. Вероломство, коварство, соблазн – вот что здесь приносит власть. К этому прибегну и я, чтобы следующим на Львиный трон взошел мой сын».
Наама повернулась перед зеркалом, оценивая, как выглядит шаль, накинутая на ее гладкие плечи. Маленькие серебряные полумесяцы сияли на легкой ткани, выкрашенной в темно-синий. Наама хотела выглядеть так, словно ее тело окутано полуночным небом. Рисунок для роскошной шали придумала она сама. Если накинуть на обнаженное тело эту полупрозрачную ткань, так, чтобы очертить ее зрелые формы, она сможет сравниться с самой Астартой, будет воплощением восходящей луны. Конечно, тогда Соломон не сможет устоять.
Но разве это имело значение?! Наама снова увидела в зеркале, что хмурится. Ведь она и так нравилась царю, он говорил ей об этом. Он наслаждался ее ухоженным телом, хвалил ее вкус и ум, любовался орнаментами, которые она придумывала.
Точно так же он наслаждался всеми, точно так же он хвалил других!
Именно это тревожило Нааму. Соломон делал для нее не больше, чем для всех остальных женщин, попавших в царский гарем. Царь ко всем относился одинаково, от дочери фараона и до новенькой диковатой наложницы с киликийских холмов. Соломон тщательно отмерял свою щедрость.
Как могла она полагаться на это бесстрастно установленное равенство? Ведь оно будет длиться лишь до того момента, пока новая женщина не завоюет его сердце. «И, если она родит сына, я и засохшего финика не дам за будущее моего ребенка, несмотря на все царские обещания!»
А потому, чтобы ее сын действительно унаследовал трон, ей следовало каким-то образом стать для Соломона самой близкой женщиной. Должен быть какой-то способ, какие-то сети, в которые бы он попался!
– Что вы думаете? – спросила Наама служанок. – Говорите правду.
Она знала, что ей не солгут. Нааме хватало ума ценить откровенность приближенных. «Нет ничего печальнее женщины, которая отказывается слышать о том, что ей не идет. Или о том, что становится заметен ее возраст. Но я все еще выгляжу достойно. Так говорит зеркало».
– Царица Наама прекрасна, как ночное небо, – поспешила ответить Таллай.