В то же время, вкладывая в уста персонажа слова о том, что детские травмы здесь ни при чем, Стюарт знал, о чем пишет. В его жизни не было детских травм, равно как и прочих событий, только что перечисленных им в очередной главе. Он был садистом, сколько себя помнил, и не сомневался, что это - врожденное. Осознание этого не внушало ему ни стыда, ни гордости; он не считал себя избранным, имеющим право властвовать над другими, он просто принимал себя, как есть. Он не собирался уподобляться своим героям и нарушать закон, а что до фантазий, роящихся в темных закоулках его мозга, то это его личное дело. Если эти фантазии и вырывались наружу, то исключительно в виде триллеров, на протяжении последних лет неизменно попадавших в верхнюю десятку бестселлеров. Его, разумеется, не раз обвиняли в пропаганде насилия, на что он с неизменной улыбкой отвечал, что в конце каждой его книги порок наказан, а добродетель торжествует - и это была правда, хотя самому ему хотелось других финалов. Некоторые из них даже существовали - в единственном экземпляре на его компьютере. Он скрывал их настолько тщательно, что даже не делал резервных копий. Пропадут - ну что ж, напишет еще что-нибудь.
Теперь, однако, предстояло писать о действиях Коры, той самой женщины-полицейской. Это было не так приятно, как описывать страдания Лолы. Но по опыту он знал, что главное - одолеть несколько первых абзацев, а дальше новая сюжетная линия увлечет его, пусть даже в ней и не будет никаких униженных жертв. В конце концов, он не маньяк, его интересуют не только садистские мотивы...
Он уже занес руки над клавиатурой, как вдруг тишину нарушил мелодичный звук звонка. Стюарт покосился в угол монитора. 10:36 вечера, кого еще несет в такое время? Он и днем-то никого не принимал вот так, с бухты-барахты, без предварительного согласования по телефону...
Стюарт вывел на монитор изображение с видеокамеры охранной системы. У двери стоял мужчина в черном плаще с капюшоном, высокий, худощавый, должно быть, лет сорока, как и сам Стюарт, хотя точно сказать было трудно - лоб и глаза оставались в тени капюшона. Плащ мокро блестел, значит, нудный октябрьский дождь, начавшийся утром, все еще идет (за шторами и двойными рамами Стюарт мог определить это только по картинке с камеры).
Кто бы это мог быть? Стюарт жил уединенно и соседей не жаловал. Из журналистской братии вряд ли кто-то окажется так глуп, чтобы заявляться столь бесцеремонно чуть ли не посреди ночи. Для студента, пишущего работу по его книгам (несколько раз Стюарту доводилось принимать и таких посетителей) парень, пожалуй, староват. "Кто бы он ни был, пусть убирается", - решил автор бестселлеров и попытался вновь сосредоточиться на работе. Значит, Кора сидит за столом и раскладывает пасьянс из газетных вырезок о преступлениях Калифорнийского маньяка...