— Генерал, — продолжал я, перейдя на шепот, — в прошлом месяце я в течение 50 часов с глазу на глаз говорил с Олдричем Эймсом в тюрьме: только он и я. Эймс попросил меня связаться с вашим руководством и поговорить о его деле. Он дал мне это письмо.
Я протянул ему конверт. Соломатин не спеша развернул письмо и внимательно прочитал. Это было переданное Эймсом послание с просьбой о сотрудничестве со мной.
— ФБР и ЦРУ позволили вам в тюрьме встречаться с этим человеком? — спросил он.
Я рассказал, как мне удалось пробиться к Эймс, но, судя по его реакции, он мне не поверил.
— С вами свяжутся, — произнёс генерал, пряча письмо в карман своего зимнего шерстяного пальто. — Желаю хорошо провести время в Москве.
Была полночь, когда в квартире, где я остановился, зазвонил телефон. «Завтра в 10 утра за вами придёт машина, — сказал голос в трубке, — ждите у дома, пожалуйста».
Это было сказано на отличном английском, без намека на русский акцент. В ту ночь я не сомкнул глаз.
На следующее утро, в 10 ровно, к дому подъехала белая «волга». Ее водитель, человек без малого двух метров роста и под 140 килограммов весом, распахнул заднюю дверцу. Я нагнулся, заглянул вовнутрь.
— Приветствую вас, г-н Эрли, садитесь.
Я узнал голос говорившего со мной по телефону человека, сел в машину. «Зовите меня Юрием, — сказал мой хозяин на заднем сиденье, протягивая правую руку. — Американцы без особого труда выговаривают это имя». Потом Юрий добавил: «в машине лучше не разговаривать».
Минут 20 «волга» ехала по заснеженным улицам, пока не остановилась у большого многоквартирного дома. «Генерал Соломатин пригласил нас в гости», — пояснил человек, назвавшийся Юрием.
Мы вышли из лифта в тот момент, когда супруга генерала, приятная женщина в зимнем пальто оливкового цвета, прощаясь, целовала Соломатина в щеку. Соломатин пригласил нас войти, проводил в гостиную, где на столе стояли две бутылки кока-колы и яблочный пирог. Юрий сел напротив и, не прерывая, слушал, как мне удалось проникнуть в тюрьму и взять интервью у Эймса. Когда я закончил, Юрий несколько минут взволнованно переговаривался с Соломатиным на русском. «Простите нашу бестактность, — сказал он, — но история, рассказанная вами, никак не укладывается в сознании».
Юрий стал задавать вопросы, выискивая в моих ответах какую-либо ошибку, оговорку, которая изобличила бы во мне обманщика. Через несколько минут он снова заговорил с Соломатиным по-русски. Постепенно их разговор становился все громче и оживлённее: казалось, они спорили.
Обращаясь ко мне по-английски, Соломатин сказал: «То, что вы смогли повидать этого человека, в нашей стране сделать попросту невозможно. Мой товарищ считает, что этого не могло случиться и в вашей стране».