Запись от 16 мая 1949 года: «Ходят слухи, что бои идут около Хунгджаосского аэродрома».
22 мая 1949 года: «Сильный артиллерийский огонь ночью. Дом дрожит от взрывов. У жены начались родовые схватки в 1:00 утра. Готовлю инструменты и кипячу воду. В 6:30 утра увез ее в Кантри Госпитал. В 3:00 дня родилась дочь Марина».
23 мая 1949 года: «Довольно тихо. Коммунисты заняли Хунгджаосский гольф-клуб. Собственно говоря, там и занимать было нечего. Это просто поле для игры в гольф».
24 мая 1949 года: «Весь город украшен гоминдановскими флагами. Правительство велело праздновать победу над коммунистами. В 11:45 коммунисты прорвали кольцо обороны и заняли две телефонные подстанции. Позвонила Роберта Фрайер и сказала, что ей звонил отец и сообщил, что коммунисты вошли в институт для слепых детей, которым он заведовал... Пришел Александр Наставин и сказал, что все мосты через Суджоусский канал закрыты. Около Райс-клуба идет перестрелка. Это уже в самом центре города. Еще Наставин сказал, что форма у обеих армий одинаковая, но наша няня-китаянка сказала, что у коммунистов на рукавах другие иероглифы». В общем, гоминьдановская армия бежала. Битву выиграл только генерал, получивший двести тысяч серебряных долларов.
Рано утром я вышел из дома погулять к памятнику Пушкина около моего дома. Напротив памятника в тени лежал солдат народной армии освобождения в зеленой форме. К нему подходили китайцы из соседних домов, предлагали пищу и сигареты. Он ничего не брал. Во второй половине дня к нему пришли солдаты. На бамбуковых палках они принесли чипы с рисом и зеленью, выдали солдату его порцию и пошли дальше.
Ко мне зашел мой пациент, Вадим Робустов, один из самых блестящих спортсменов Шанхая, и рассказал, как шла война в большом многоквартирном доме, где он жил. Рассказ был так интересен, что я попросил его все это подробно описать. Он пообещал, что пришлет мне копию письма, которое напишет другу в Австралию. Вот выдержки из этого письма, датированного 31 мая 1949 года.
«... Вечерами наблюдали пожары в окрестностях города, которые освещали весь Шанхай: горели нефтяные склады... Шанхай готовился к уличным боям. Окна магазинов забивались досками, стекла оклеивали бумагой. В том числе и мы, то есть Эмбанкмент Билдинг («дом на набережной», в котором жил Робустов, - В.С.), не зевали. Организовали комитет: на каждом этаже был начальник и двенадцать здоровых мужчин. Все двери, кроме главного входа, замотали колючей проволокой. В Эмбанкмент билдинг двести семьдесят две квартиры, свыше тысячи иностранцев. (Китайскую прислугу Робустов, очевидно, не считал, - В.С.). 24-го в час ночи патруль сообщил в комитет, что группа гоминдановцев хочет попасть в здание и поставить пулемет на крыше... Утром меня разбудил звонок: приятель сообщал, что французская концессия уже в руках народно-освободительной армии (НОА). Весь день 23 мая, в среду, мы были на осадном положении. НОА продвигалась по всему фронту в сторону Суджоусского канала (по-английски - «Сучау крик», по-русски «Сучий крик»)... Днем приблизительно сто пятьдесят гоминьдановских солдат заняли первый и второй этажи, чтобы отстреливаться через канал. Стрельбы было много, но трудно было рассмотреть, кто куда стреляет. После обеда в наше здание попала первая пуля (первая и последняя)... Весь день шли бои, партизаны в штатском обошли Эмбанкмент билдинг с тыла по Тиенгдон роуд... Потом мы увидели, что над зданием главной почты взвился белый флаг, потом над Бродуэй Мэншонс... Наш комитет начал вести переговоры с гоминдановским офицером, чтобы он тоже сдался и отступил, пока можно уйти. Но нам попались упрямые вояки, которые заявили, что они год будут защищать здание и не сдадутся, пока их всех не перебьют. (Думается, что они не хотели «потерять лицо» перед иностранцами. Как бы они питались целый год? - В.С.)... Самое наше большое затруднение было в том, что у нас в здании засели три части с тремя майорами, и они друг с другом никак не могли договориться.