Все это отразилось и на благополучии работников нашей фирмы «М», хотя она и хорошо зарабатывала весь послевоенный период. Мы собирались в доме шефа Бертона каждые две недели и обсуждали один и тот же вопрос: как платить служащим. Я продолжал оставаться секретарем фирмы и вел протоколы заседаний. Мой протокол одного из таких заседаний выглядел так: «Дата. Присутствовали такие-то. Отсутствовали такие-то. Повестка дня: ни о чем не говорили».
После прихода Мао были введены новые деньги, но и они начали падать в цене. У меня нет конкретных записей об этой финансовой вакханалии. Но доктор Данлап подробно отмечал каждый день падающий курс китайской валюты и описал это в своей книге «За бамбуковым занавесом». В этой книге, чтобы не навредить мне, он назвал меня законспирировано: «мой русский друг доктор С.». По его мнению, это должно было ввести в заблуждение китайскую разведку: вроде бы в Шанхае был еще один «доктор С» - доктор Сунгуров, который, правда, не говорил по-английски и не был другом Данлапа.
Положение становилось все хуже. Доктор МакГолрик написал из Англии, что в Шанхай не вернется. Рансон уехал. В апреле 1950 года уехал Торнгэйт, а 15 мая - Уэд-дерберн.
Последнее заседание фирмы «М» прошло 15 мая 1950 года. Присутствовали Бертон, Ие и я. Через год, 1 апреля 1951 года, из состава фирмы «М» вышел Ие, так как китайцу уже нельзя было работать в британской поликлинике, а 25 апреля сотрудники китайского налогового бюро пришли к нам, произвели обыск в помещении фирмы и забрали бухгалтерские книги с записями сумм денег, полученных нами в гонконгских долларах в Гонконге. Это являлось экономическим преступлением.
На другое утро, 26 апреля 1951 года, очень рано ко мне примчался бой Бертона и сказал, что не может разбудить хозяина. Я побежал к нему, предварительно позвонив Данлапу: мы все жили почти рядом. Бертон был без сознания, зрачки сузились, кисти рук «горели», изо рта шла белая пена. Давление (я смерил пальцами) было двести двадцать. За несколько дней до этого я мерил ему давление: сто шестьдесят на девяносто пять. Прибежали Данцигер и Розенкевич, и все решили, что нужно пустить кровь. Я вскрыл бритвенным лезвием вену и выпустил около четырехсот миллилитров крови... Бертон перестал дышать в два часа сорок минут пополудни.
На нашем консилиуме обсуждался вопрос о возможном самоубийстве, но это предположение было отвергнуто. Конечно, визит чиновников из налогового бюро сыграл свою роковую роль. Дело в том, что у Бертона были деньги в Гонконге, заработанные в Шанхае, и он знал, что это противозаконно. Этого, думаю, было достаточно, чтобы случилось кровоизлияние. Страх, который испытывал Бертон, в равной степени мог обусловить как кровоизлияние, так и самоубийство. Китайские судейские чиновники решили, что это было самоубийство. Один из них сказал мне: «Зачем он это сделал? Ведь кончилось бы все только штрафом». Но это лишь мнение судейского чиновника.