Джедсон на минуту задумался и решился.
— Я — лантрийский президент, — сказал он. — Мой вертолет потерпел аварию над захваченной территорией, а мой советник предал меня.
— А, так вы есть тот самый бездарный политик? Нечего обижаться, я называю вещи своими именами. Небось, оказали сопротивление солдатам? Вы вели себя, как последний идиот. Сколько вам осталось править?
— Почти две недели.
— Ваше счастье.
— Но за эти две недели с меня же сдерут деньги!
— Однако это лучше, чем пожизненное рабство, к которому приговорен я!
— взорвался узник. Некоторое время он молчал, затем спросил примирительно:
— Ваша фамилия Джедсон?
— Да.
— Моя Корг. Впрочем, возможно, когда-нибудь мне удастся выкупиться. Ваше счастье, что вы землянин! В соответствии с дрольфийскими традициями плененные правители обращаются в пожизненное рабство без права выкупа.
Джедсон подумал почти с благодарностью о ТТТ, гарантировавшей возвращение по окончании срока контракта.
— Когда нас продадут? — спросил он.
— Завтра. Вы кто на Земле?
— Служащий.
— Значит и вас ждет моя судьба. Ведь вы ничего не умеете?
— Как это — ничего?
— Технического образования у вас нет, за станком вы стоять не умеете, да и для физической работы не приспособлены. Ни один предприниматель на нас не позарится. Нас купит государство. А оно, в отличие от предпринимателей, о своих рабах совершенно не заботится.
— А вы, значит, тоже ничего не умеете?
— Почти что так, — усмехнулся Корг. — Я — доктор исторических наук, профессор Таудорского университета. Но империи не нужны гуманитарии, особенно такие, как я.
— Почему?
— Потому что я, как историк, вижу всю бессмысленность хилсовской затеи. Он думает создать сверхдержаву без материальной базы, без последовательного развития, только на подневольном труде, военной силе и энтузиазме.
— И своем богатстве.
— Да, этот авантюрист ни перед чем не останавливается. Он считает, что его личный вклад дает ему право ставить эксперименты над целым народом. Что ж, путем колоссальных усилий и народных страданий ему удастся временно достигнуть успеха. Но затем наступит неминуемая остановка, регресс, развал и катастрофа.
— Как вы смело говорите! А если я провокатор?
— Во-первых, я навидался этой мрази достаточно, чтобы быстро распознавать. А во-вторых, мне фактически уже нечего терять. Я ведь ООПП — особо опасный политический преступник. Хуже этой статьи только ПТ — политический террорист, но это уже расстрел без апелляций, и если меня сразу не подвели под эту статью, значит, и не собираются подводить. И вообще, давайте спать. Скоро вы будете лишены этого удовольствия на две недели, а я… — доктор махнул рукой.