– Подержать? – переспрашиваю я. – Нет… Я не…
Девочка тянет ко мне пухлые ручонки, и Дио сажает ее мне на колени, прежде чем я успеваю сказать «нет». Малышка цепляется за мой свитер, урчит, вертится, пока не устраивается поудобнее. Она хлопает в ладоши и смеется. Это маленькое существо понятия не имеет, кто я такой и почему у меня на коже столько шрамов. Ей просто нравятся мои огромные руки и знаки золотых, поэтому она хватает меня за большой палец и пытается укусить его беззубыми деснами.
В ее мире нет места ужасам, среди которых я живу. Ребенок повсюду видит только любовь. У нее бледная нежная кожа. Она соткана из облаков, а я… я высечен из камня. У девчушки большие яркие материнские глаза, а губы тонкие, как у Кирана. И гримаски отцовские. В другой жизни она могла бы быть нашей с Эо дочерью. Моя жена рассмеялась бы мне в лицо, если бы узнала, что в результате родителями станут мой брат и ее сестра. Наша с Эо любовь была подобна урагану, а ураганы быстро проносятся мимо. Надеюсь, у Дио и Кирана все сложится по-другому.
* * *
Повсюду уже давно погасили свет, чтобы сэкономить энергию генераторов, а я все еще сижу с дядей и братом за столом в дальнем углу комнаты. Киран рассказывает мне о своей новой работе – оранжевые учат его обслуживать истребители и челноки. Дио уже давно легла спать, оставив мне малышку, которая крепко спит у меня на руках, время от времени ерзая туда-сюда, когда сны уносят ее в неведомые мне миры.
– Здесь не так уж и плохо, – говорит Киран. – Лучше, чем внизу. У нас есть еда. Душ с водой! Говорят, мы находимся под озером. Охрененно крутая штука этот душ! Дети просто обожают купаться! – рассказывает он, глядя на спящих в полумраке ребятишек: они лежат по двое в кровати и тихонько ворочаются во сне. – Но вот знаешь, что тяжело? Мы не знаем, какое будущее ждет их! Побывают ли они когда-нибудь в шахте? В ткацкой? Другое мне даже в голову не приходило. Я надеялся передать им ремесло, показать цель в жизни. Понимаешь? – спрашивает он, и я киваю. – Хотелось, чтобы мальчики стали проходчиками. Как ты, как папа. А теперь… – Он растерянно пожимает плечами.
– Зато теперь у нас открыты глаза! – возражает дядька Нэрол. – Невозможно жить как прежде, зная, что о тебя вытирают ноги!
– О да, – отзывается Киран, – умереть до тридцати, чтобы эти ребята могли жить до ста лет! Это охрененно неправильно! Я просто хочу, чтобы моим детям жилось лучше, брат.
Он внимательно смотрит на меня, и я вспоминаю, как мама спрашивала, что будет со всеми нами после восстания. Какой мир мы хотим построить? О том же спросила и Мустанг. Эо об этом не задумывалась.