Русый, тяжело дыша, застыл перед порогом.
Отставив шкатулку на тот же сундук — уже спокойнее — повернулся к казначею.
— Да, — колдун криво улыбнулся: в густую щетину, покрывавшую его щёки. — Вы умеете хранить то, что принадлежит вам, маленький народец. — И сплюнул на пол. — Ладно. Подавитесь этими жемчужинами. Обойдёмся без них.
Казначей ещё успел улыбнуться, прежде чем русый махнул рукой, сверкнувшей рунной насечкой серебряного кольца. И, падая в бессознательную тьму, куда его отправил треклятый колдун, лепрекон чувствовал лишь одно — глубочайшее удовлетворение.
Впрочем, нет. Было и ещё одно. Гордость.
За то, что их маленький народец в который раз оказался на высоте, обставив и превзойдя этих несносных громил.
Стоило лепрекону раскинуть руки по белому полу, похрапывая в блаженстве безмятежного сна, как с лица Лода мигом сползла злобная гримаса.
— По-моему, с эффектами ты всё-таки переборщил, — поморщился Восхт, когда наследник Ильхта стал забирать шкатулки у него из рук. — Лёд был определённо лишним.
— Зато ты недобрал, — Лод усмехнулся, но усмешка эта была весёлой. — Актёр из тебя отвратительный, если честно.
— Не всем же быть великими лицедеями, как некоторые.
Лод оставил замечание без комментариев: его мысли явно были уже о другом. Составив все шкатулки на пол, опустился на колени подле одной из них. Откинув крышку, прищурил глаза — словно любуясь чёрным сиянием, красившим матовую поверхность крупных, в пол-ладони, жемчужин.
В ларце их было около дюжины.
— Что ж, — Лод взял одну из них, идеально круглую, безупречно красивую, — пора приступать.
Когда они с Восхтом одновременно потянулись за чем-то, припрятанным во внутренних карманах мантий — губы наследника Ильхта Миркрихэйра, навестившего эту самую сокровищницу триста лет назад, снова тронула усмешка.
Только теперь в этой усмешке отчётливо читалось предвкушение.
***
Когда казначей очнулся, в сокровищнице было прохладно, темно и тихо. Впрочем, стоило пошевелиться, как светильники вновь вспыхнули, ударив по глазам золотой яркостью, заставив сощуриться…
И, в один миг вспомнив, что предшествовало этому пробуждению — лихорадочно подскочить, оглядываясь.
Тёмные исчезли. Ошейник тоже. А вот шкатулки, за которыми они приходили, остались: пять стояли на полу, шестая — на сундуке, куда её положил русый.
Казначей поочерёдно открыл крышку каждой. Пересчитав жемчужины и удостоверившись, что все на месте, выдохнул. На всякий случай взял по паре драгоценностей из каждого ларца — жемчужины едва помещались в его руку — и поочерёдно сжал в пальцах, считывая ойру.