260 тысяч евро – такова общая стоимость полотен «Меланхолия поэта» (1916) Джорджо де Кирико и «Зеленый зигзаг» (1924) Тео Ван Дуйсбурга – художников начала XX века, подаренных князем директору Государственного музея изобразительных искусств им. Пушкина Ирине Антоновой в знак благодарности за организацию в 1988 году выставки произведений русского искусства из коллекции семьи Лобановых-Ростовских. Подобные дары глубоко продуманы и действительно значимы. Как заметила Ирина Антонова, обретенная работа Джорджо де Кирико дополнит пока немногочисленную коллекцию произведений художника, а небольшая гуашь Тео Ван Дуйсбурга продолжит ряд «представителей мощного течения абстрактной живописи, выросшего на открытиях Малевича и Кандинского».
Другой пример. Зильберштейн получил страстно желаемые им для «Литературного наследства» портрет И.Бунина работы Л.Бакста и портрет С.Есенина работы А.Бенуа. В списке принявших дары московский Музей личных коллекций. Тут князю пришлось накануне открытия музея купить (он знал, у кого!) и привезти в мешке прямо в проходную музея 42 предмета фарфора революционного периода 1920-х годов, потому что он не мог себе представить экспозицию без этих предметов.
Дом-музей Марины Цветаевой получил от Лобанова портрет Саломеи Николаевны Андрониковой, выполненный в 1922 году в Париже художником Александром Яковлевым. Адрес этого дара был выбран абсолютно точно. Саломея Николаевна (в эмиграции она вышла замуж за давно влюблённого в неё адвоката А.Я.Гальперна) в течение семи лет буквально спасала в Париже бедствовавшую Марину Цветаеву и её семью. Объяснение, почему этот портрет должен находиться в этом музее, легко найти и в словах самой Саломеи: «Эмигрантская моя жизнь освещена Цветаевой, встречами с нею. Я сразу полюбила ее. Надо сказать, ее мало кто любил. Она как-то раздражала людей, даже доброжелательных… Цветаева была умна, очень умна, бесконечно… Говорила очень хорошо, живо, масса юмора, много смеялась. Умела отчеканить фразу. Не понимаю, как она могла не нравиться людям… Никогда я не видела такой бедности, в какую попала Цветаева. Я же поступила работать к Вожелю в модный журнал, прилично зарабатывала, получала тысячу франков в месяц и могла давать Марине двести франков… Цветаева была по-своему, если не красива, то приметна. С хорошей фигурой, красивыми ногами и узкой талией, крупной породистой головой. Но вся какая-то невыразительная, сплошь бежевые тона…».
Портрет «Княжны Саломеи», таким образом, попал действительно по назначению в музей. Сохранилось 125 писем Цветаевой к Саломее. И почти в каждом из них звучит благодарность за помощь. Тут важен сам факт, что у Цветаевой было к кому обратиться с просьбами о помощи, что, конечно, облегчало её жизнь в отчаянном эмигрантском изгнании. Есть в этих письмах Цветаевой мотивы далёкие от быта и повседневности, то, что и Блок, и Цветаева определяли словом «несказанное». Так что этот портрет, подаренный музею, нашёл свой дом.