Комок в горле Норы стал больше, и ей пришлось сглотнуть два раза, чтобы избавиться от него.
- Я мог бы выкупить твой дом у тебя, имея те деньги, что были у меня на текущем счете, - продолжил Уесли. - Это карманные расходы для семьи Райли. Ты не знала этого, ты, скорее всего, даже не заметила, но время от времени, когда ты хотела отправить свой ипотечный платеж в банк, я брал чек и разрывал его. И я делал платеж сам, только потому, что мог. Так что да, это был наш дом.
Нора не пробовала заговорить снова. Она не была уверена, что смогла бы.
- И ты меня выгнала. Ради Сорена. Ты заставила меня уехать, после того как я прожил с тобой целых полтора года. А ведь я мыл посуду и готовил еду, убирал твой кабинет и относил тебя в постель после того, как ты отключалась от либо слишком обильного количества вина, либо от переутомления своей писаниной, или того и другого… я ушел. Как будто все это для тебя ничего не значило.
Наконец, Нора обрела голос.
- Это значило для меня все. Просто, Уесли…, - она закрыла глаза, чтобы стереть звезды. - Тебе было восемнадцать лет, в день, когда я встретила тебя.
- Семнадцать.
- Что?
- Мне было семнадцать лет. День рождения в сентябре, помнишь? Мне исполнилось восемнадцать на второй неделе занятий.
Нора прижала руку к животу.
- Семнадцать… еще даже недостаточно взрослый, чтобы голосовать. Семнадцать, в день, когда я встретила тебя, в первый день занятий. Кингсли позвонил мне в то утро. Я была с похмелья и верхом на Гриффине Фиске, когда зазвонил телефон. Один из лучших клиентов Кингсли оказался деканом твоего университета.
Уэсли холодно рассмеялся.
- Я не хочу, да мне и не нужно знать это.
- Ты должен это знать. Кингсли позвонил и отправил меня в Йорк, в твой бывший университет. С парнем, который должен был учить ту литературно-писательскую группу первокурсников, случился сердечный приступ. Его нужно было заменить. Я была единственным писателем, которого они могли получить в такой короткий срок. Боже, это было чертовски ужасное утро. Перепалка с Кингсли о работе, перепалка с Гриффином о том, что я никогда не позволю ему доминировать надо мной, наполовину больная от парочки стопок крепкого алкоголя прошлой ночью, а затем мой бывший редактор с Либретто прислала мне семнадцать страниц изменений по моей книге. Семнадцать долбаных страниц. Я сказала ей, что она меня перепутала с Норой Робертс, я писала порнографию. У меня были мои шесть жестких трахов в книге. Пусть примет это или бросит. Плохой день. Очень плохой день. Все, что я хотела в тот день все, что я отчаянно, охренеть как, хотела, был Сорен. Я болела им. Он бы сделал так, что все плохое исчезло. Если бы я была его, в то утро, он вселил бы благоговейный страх в Гриффина, сказал Кингсли, чтобы тот нашел кого-нибудь другого, сказал бы мне заткнуться и делать то, что говорит мой редактор, и тогда он бы раздел меня догола, положил в постель, прижался своим красивым голым телом к моему, и держал меня, пока я не уснула бы и снова проснулась человеком.