Джеки хихикнула.
– Ну… никогда с кем-то, кроме себя.
Кингсли прикусил ее плечо, чтобы заглушить смех. Джеки хотела стать библиотекарем. Конечно, библиотекарем. Эти тихони всегда такие...
После того, как они закончили, Кинг попросил оставить лубрикант себе, в качества сувенира. Она пообещала ему дюжину тюбиков такого добра, если он придет на этих выходных, и сделает это с ней еще раз. Обещание было с готовностью дано и с легкостью выполнено.
Так все встало на свои места. Он горел для Сорена таким огнем, что ни девушка, ни женщина никогда не пробуждали в нем. Сорен взял его на лесной земле. Это случится снова. Это должно случиться снова. Кингсли умрет, если это не случится снова.
Но повторится ли это? Прошло два месяца, и его раны полностью зажили, Кингсли начал бояться, что все это он придумал. Это произошло, часто напоминал он себе. Конечно, это произошло. Чем еще можно было объяснить настороженные взгляды бабушки и дедушки, их шепот, когда он входил в комнату?
У него было одно неопровержимое доказательство, что осталось даже после того, как все синяки выцвели. Крестик… маленький серебряный крестик, который он сорвал с шеи Сорена и уцепился, держал, на протяжении всей ночи. Он никогда не расставался с крестиком. Он хранил его всегда в кармане, как талисман, как бремя, как икону.
За две недели до начала школьных занятий, Кингсли сидел на заднем крыльце дома бабушки и дедушки, общаясь со звездами. Они утешали его... по-настоящему утешали. Эти звезды были единственными свидетелями той ночи. Помнят ли они ее, также как он? Кингсли начал спрашивать их, что они видели, когда услышал голоса в кухне.
- Мне плевать, что он говорит, он не в порядке. Он определенно, не в порядке.
В словах, произнесенных бабушкой, Кингсли услышал эхо голоса покойной матери. Как он тосковал по Maman. Кингсли знал, что бабушка винила его покойного отца в смерти своей дочери. Она уехала в парижскую школу и влюбились в пожилого француза. Ублюдок имел наглость полюбить ее в ответ и даже вступить в брак с восемнадцатилетней Карен Смит и сделать ее мадам Буассоннё. Даже двое детей, которых они вырастили, не убедили ее родителей, что отец Кингсли был никем иным, как соблазнителем молоденьких девушек. Каков отец, таков и сын, Кингсли знал, что дедушка и бабушка именно так думали. Если бы они только знали, что, хотя он и соблазнял девушек, существовал другой молодой человек, которому принадлежало его сердце.
- Что ты мне предлагаешь? – спросил дедушка, в его голосе сквозило разочарование.
Кингсли предположил, что сегодня был не первый раз, когда они начинали этот разговор.