Кольцо жгло ладонь.
Мужчина улыбнулся:
— Существуют, а как же. И чудеса, как я понял, тоже еще случаются, — он прикрыл глаза на мгновение, словно борясь с чувствами, а мне вдруг захотелось расплакаться — самым позорным образом. — Спасибо вам! Представить не могу, что все действительно налаживается.
— Не за что, — я кивнула, и шмыгнула носом, отводя взгляд.
Стало почему-то стыдно, что посмела пожалеть этого сильного духом мужчину.
— У вас тоже все непременно будет хорошо, — мужчина снова тронул меня за рукав и сжал пальцы, ободряя.
— Да, — согласилась я.
И в подтверждение кивнула.
Мы расстались молча — оставшись безымянными друг для друга, но навсегда впечатавшись в память. Он нажал кнопочку на подлокотнике и коляска, зашумев слабым самодельным мотором, покатилась по опавшим каштановым листьям и шипастым плодам, а я, обняв метлу, глупо улыбалась в след.
С той встречи, будто что-то переменилось: надломилось, что ли. Поняла — случившееся со мной осталось в прошлом. Давным-давно зажили синяки и кровоподтеки, смылся, напрочь стерся запах чужих тел, покрылось пылью былое. Я другая, а жизнь — новая, как чеканная монета. Нужно дальше барахтаться как-то.
Впору заново научиться улыбаться, и перестать пугать людей кривым, злым оскалом.
Еще тогда — на просыпающейся поляне Вселенная в лице Третьего дала мне второй шанс. Упустить его было бы в высшей степени глупо и неблагодарно.
Я еще раз уволилась, собрала вещи, обняла напоследок Маринку, расцеловав в обе щеки, попросила прощения за все — за тягостное молчание, за тусклый, безжизненный взгляд, за то, что ей пришлось терпеть чужое горе так долго. Подруга расплакалась, повиснув на плече.
— Обещай, что позвонишь. Что не оставишь меня здесь одну.
Я пообещала. Марина осталась единственным человеком на свете, кто был мне дорог.
Остаться в городе, где все случилось — и отстроить при этом жизнь заново, представлялось мне бесперспективной затеей. И пусть любовь к Вадиму заморозила та самая зима — припорошила, будто и не было той, мне не хотелось пересечься случаем и снова обжечься ледяным презрением, ненавистью того, кто раньше был единственным мужчиной на всем свете.
И, я решила уехать.
Давно, еще в школьные годы, от двоюродной тетки мне досталась квартира на севере страны. Подарок простаивал, наматывая километровые счета за отопление и квартплату. И раз пришла пора что-то в жизни менять, то почему бы, к примеру, не вернуть, наконец, долги, озолотив тем самым государственную казну.
В память о родном городе остались грубые мозоли от метлы на ладонях, и два штампа в паспорте, который давно следовало поменять.