Из протокола осмотра места происшествия
«В доме номер 17/2 по ‹…› улице имеется чердак, откуда через окно есть выход на крышу… Водосточная труба пересекает декоративный карниз шириной 38 см, находящийся на уровне третьего этажа… Карниз проходит, в частности, под окнами квартиры номер 6, расположенной на третьем этаже ‹…›
Из справки домоуправления
«Гражданка Кузина Елена Владимировна и ее муж гражданин Кузин Владимир Юрьевич проживают по адресу: ‹…› улица, дом 17/2, квартира 6 ‹…›
Из заключения судебно-технической экспертизы
«Спуск человека по водосточной трубе ‹…› является технически осуществимым, равно как его выход на ‹…› карниз и передвижение по последнему ‹…›
Преодоление трудностей при передвижении и принятие мер безопасности в значительной мере зависит от индивидуальных особенностей конкретного человека, в частности, от возраста, состояния здоровья и прочих факторов ‹…› Возможные препятствия субъективного характера, как-то: нарушение балансировки, динамические деформации, страх высоты и пр. — в расчет экспертизой не принимались».
Нарушений балансировки (убейте меня, если я знаю, что это такое), динамических деформаций (звучит красиво, но непонятно), а тем паче страха высоты и прочего медики у Саранцева не обнаружили. И психических отклонений — тоже. Вроде бы для нормального человека достаточно странен тот способ, которым Саранцев решился проникнуть в чужое жилье. Экспертиза, однако, признала: никаких отклонений в психике. Разве что малоконтактен. Не желает говорить о своем деле. Но это вовсе не отклонение. Скорее наоборот: осознал то, что сделал, говорить о своем позоре стыдится.
Да и странности, если подумать, нет никакой. Не с наших позиций, конечно — с позиций преступника. Разве воры не лазают через окно? И разве только первый этаж подвластен их отважным набегам? Уголовная хроника полна такими историями. Никого они не удивляют. Возмущают — да. Но не удивляют.
Защита Саранцева была поручена мне. Это была именно защита по поручению — обязательная, гарантированная законом. Близких у Саранцева не оказалось — никто не искал для него адвоката, и выбор у нашей коллегии пал на меня, тогда еще совсем молодого и, стало быть, совсем не капризного. По возрасту и по статусу. Деньги за такую работу платили, мягко говоря, символические, охотников обычно не находилось, а привередничать мне еще было совсем не с руки.
Да, по правде говоря, не очень-то и хотелось. Я взялся за поручение с легким сердцем — особых хлопот оно не сулило: преступник сознался, раскаялся, впервые судим, у него отличное прошлое, а преступление не причинило тяжких последствий. Саранцев не мог, конечно, рассчитывать на оправдание, но на снисхождение — безусловно. Доказать это, добиться для него приговора помягче не составляло, пожалуй, большого труда. По крайней мере, так мне казалось.