И Кантор, и его внутренний голос отвергали этот вопрос с редкостным единодушием. Но чем лучше становилось их общее самочувствие, тем наглее и упрямее врывался в их мысли проклятый вопрос, порожденный все тем же неумолимым течением жизни. И недалек был тот день, когда вопрос станет насущным и потребует немедленного ответа.
Кантор оттягивал этот день, как только мог. Даже самому себе он не решался признаться, что этот день, скорей всего, будет днем окончательного прощания с удивительно неправильной девушкой, которая перевернула вверх тормашками его жизнь, и до того не отличавшуюся устроенностью и упорядоченностью…
В тот первый день лета они оставались практически одни в доме, если не считать слуг. Элмар с утра пропадал во дворце – видимо, выяснял отношения с очередным вороватым казначеем и наводил трепет на остальных подданных. Тереза еще не вернулась с работы, Жак руководил ремонтом в своей разгромленной гостиной, которая была уже отмыта и больше его не пугала. Несравненная Азиль почему-то не показывалась – может быть, не хотела нарушать их уединение? Никакие гости не появлялись, за исключением Стеллы, которая забежала ненадолго, сменила повязки и убежала, даже не нахамив ни разу.
Словом, Кантор и Ольга были предоставлены сами себе и использовали уединение в свое удовольствие. Во всяком случае, Кантор именно так воспринимал это валяние на ковре и откровенно наслаждался покоем, музыкой и тихой лаской, окружавшей его. И в который раз отгонял непрошеные мысли о том, что это счастье не продлится долго. Максимум до вечера. А вечер приближался неотвратимо, как судьба. Вечер означал возвращение в свою комнату, фальшиво-натянутое «спокойной ночи» Ольге и очередную порцию кошмарных снов. Наблюдая, как за окном сгущаются сумерки, Кантор с тоской предчувствовал, что ему предстоит в ближайшее время, и от этого настроение портилось стремительно, как молоко на солнцепеке. Опять все сначала. Опять всю ночь он будет носиться по каким-то переулкам, кого-то безуспешно догонять, искать Ольгу и не находить, пытаться спасти и не успевать, слышать ее крик и не иметь возможности до нее добраться, беспомощно смотреть, как ее убивают… Биться в стены, рваться в оковах, умирать от ужаса… И потом просыпаться с мокрым лицом и трясущимися руками, материться шепотом в подушку от бессильной злости на самого себя и переругиваться с внутренним голосом, который сочувствует и раздает полезные советы. Кретин озабоченный! Не спать одному, тащить в постель Ольгу, чтоб не так страшно было? Еще и ее перепугать насмерть, вот будет красота! И опозориться заодно, чтобы Ольга увидела, в каком состоянии он просыпается, и приняла его за какого-то слабонервного труса вроде Жака!.. Не дождешься! Нашел тоже бедненького зайчика! Заведи себе отдельное тело и спи тогда, с кем хочешь!