— Кстати, — вновь подала я голос, не поднимая головы от пола и продолжая соскребать с половиц оставшиеся крупицы белой соли, — а за что его взяли? Проводника?
Марта махнула рукой.
— Держатель опять чего-то там напридумывал, — ответила она. — Кажется, из-за какой-то твари погибла то ли его сестра, то ли любовница, и он как всегда решил все скинуть на проводников. Сама-то не слышала, что ли?
Я качнула головой.
— В общем, теперь любой, кто встретит одного из этих проходимцев, обязан доложить все стражам, а там уже по накатанной.
— В смысле?
— Сначала в темницу, а потом на плаху, — отрезала она и вернулась к своему излюбленному занятию.
Я закусила губу. Неужели все так просто? Раз один из них провинился, обязательно ли из-за этого наказывать десятки других? Ведь это столько жертв! Ладно, сами проводники, но еще и люди, которых они могли спасти, невинные души, в конце-то концов! Хотя вон, в Тарантуре такой закон еще в прошлом году приняли, и ничего, живут, вроде как.
Я вздохнула. Власть — странная штука…
Внезапно к нам громко постучали.
Мы втроем замерли и молча уставились на сотрясающуюся как от порывов штормового ветра дверь.
Марта стала подниматься со стула, но отец положил на ее плечо руку и отрицательно покачал головой. Он прошептал:
— Наверх, обе. Быстро!
— Папа, что, черт возьми…
— Тьфу, Ольха, когда-нибудь ты меня будешь слушать?
Я нахмурилась: с чего это вдруг такой интерес к моей персоне? Но спорить не стала.
— Пошли, — Марта взяла меня под руку и повела к лестнице на второй этаж.
Мы поднялись по ступенькам. Марта хотела увести меня в их спальню, но я упрямо остановилась и мотнула головой, припав боком к углу и нервно сжимая пальцами шероховатые деревянные перила.
— Да что же с вами сегодня творится?
Дверь оглушительно хлопнула. Я услышала топот тяжелых сапог по полу и тихий возмущенный голос отца, но я так и не услышала, о чем он говорил.
— Прости…
Мои брови взлетели вверх. Я ослышалась, или Марта извинялась? Передо мной?!
Она вздохнула. Она подошла ближе, ее рука мягко легла на мое плечо, и мне вдруг стало до чертиков страшно, что даже волосы на загривке встали дыбом, а коленки сами собой подогнулись.
— Надо было все рассказать, Ольха, — от волнения делая ударение на первый слог, прошептала она. — Все-таки мы тебе не чужие. Да, между нами были разногласия, я не буду спорить, но Людвиг тебя любит и…
— Замолчи! Заткнись!
Марта вздрогнула и отпрянула.
Я дрожащими пальцами прикоснулась к обрезанным растрепанным локонам и провела ладонью по своим волосам.
— И давно вы… — я сглотнула, стараясь сдержать слезы. — Давно вы знаете?