И слова эти жгут его, обвиваясь вокруг ног как огненные цепи, впиваясь в тело как огненные иглы, проникают в его жилы и разливаются по всему телу.
Говорит скелет:
— Дождался-таки, я тебя! Думаешь, отступлюсь! Нет, не отступлюсь. И ни от кого из вас не отступлюсь. Вы забыли, должно быть, что вы все будете когда-нибудь там, куда нас спихнули! Ты думаешь, мало нас! Хочешь, покажу!..
— Не надо! — кричит боярин. — Да воскреснет Бог!
Он просыпался всегда, когда ему удавалось крикнуть это, но за последнее время это становилось все труднее… Словно у него пропадала понемногу способность выражаться языком.
И этого он боялся.
Он боялся, что у него отнимется язык, во сне ли, на яву ли — все равно.
Тогда, значить, смерть… Они все придут. Все, которые там…
И он послал за Молчановым.
На Москве Молчанов был известен не только как человек, занимающийся ведовством, но и как лекарь.
Некоторые называли его «магиком», хотя значение этого слова и было не всем и не совсем ясно.
В ожидании Молчанова боярин велел зажечь перед иконами во всем доме лампады, а из своей комнаты иконы велел вынести.
Но там, все равно, остался написанный на потолке и стенах рая: эти неведомые земли, цветы и это небо с золотыми звездами и такое синее, каким никогда не бывает земное небо.
И боярину было легко, хотя и казалось ему, что его комната теперь без хозяина.
Без икон ему было жутко, но иначе нельзя было. Он знал порядок: Молчанов требовал, когда его приглашали к больному, чтобы иконы выносили.
Лечил он по-своему — не лекарствами, хоть иногда и давал лекарства. Он спрашивал у больного:
— Боишься ли духа, которого вы называете злым?
И тут он брал больного за руку и погружал в его глаза свой черный, как у ночи, взгляде.
— Боишься ли?
И, получив утвердительный ответ, продолжал:
— Он — истинный царь на земле. Разве ты видел когда-нибудь, чтобы кто-нибудь здесь на земле достигал богатства и почестей добрыми делами? От трудов праведных не наживешь палат каменных. Это кто сказал? Это люди сказали! Значить, это правда. Это вы про самих себя сказали.
Он вколачивал эти слова как гвоздь в мозг больного и словно прижигал их там, в мозгу, тяжелым своим, от которого дышать становилось трудно, взглядом.
— Ему мы служим, — продолжал он дальше и клал другую руку на лоб или на темя больному.
И больной чувствовал, что он весь во власти этого человека и этот человек властен над его болезнью и может ее изгнать, если того пожелает.
Но Молчанов говорил:
— Его силой я могу усугубить в тебе твою хворость, могу тебя и на ноги поставить… Веришь ли?
Но больной и раньше в него верил. Верил, когда еще его не видел, а только слыхал о нем.