Бывало вынет часы.
Паны министры, дескать, половина второго…
(Он всегда в это время обедал).
А министры:
— Конечно, дескать, ваше королевское величество, мы это очень даже хорошо, дескать, понимаем, а только „ойчизна“ прежде всего.
Сейчас у них и ойчизна.
Ну, ойчизна и ойчизна.
— Эх, — скажет король, — давайте перо.
Тут лакей:
— Пожалуйте кушать…
А министры:
— Шшш!.. шшш!..
И выгонят лакея.
Так-таки просто возьмут и выгонят.
А хлопам, между тем, совсем плохо пришлось…
То-есть так плохо, что и нельзя сказать: совеем обедняли. Вот тебе и „ойчизна“!..
Известное дело: у них ойчизна — в кармане, у панов-то. Положим, на то они и паны.
Ну, только, как бы тебе сказать, такая пошла беднота по деревням, что страсть.
И выискался тут один монах.
Может, он с Афона был, может, еще откуда, — не знаю. Только святой был жизни человек.
Ну, и сейчас он смекнул, в чем дело.
— Э, вон оно что!
Не долго думавши, взял он там кой-какие свои книги, нанял подводу.
— Вези меня в Вильчи.
Привезли.
Сошел он с подводы.
Гайдуки было:
— Куда? Как можно? Обождите, святой отче.
Нет, куда тебе!
Погрозил им костылем.
— Я — говорит, — вас!
Ничего не боялся.
Сейчас прямо на крыльцо, отворил дверь, там в переднюю, в зал…
Видит: сидит пан… Один как есть.
Приставил так ко лбу палец и думает.
Ну, вынул монах из-за пазухи крест, надел на руку четки…
— Эй, — говорит, — ты, нечестивая твоя душа, гонитель бедных, кровопийца и езувит.
Поднял пан голову.
— Ты, — говорит, — кто?
А— монах:
— Покайся! — говорит.
— Пошел, — говорит, — вон!
Да, так и сказал:
— Пошел вон!
— А, — говорит монах, — когда так…
Сейчас развернул книгу и давай читать, давай читать…
И что ж ты думаешь: стали у пана сперва ноги каменеть, потом туловище, потом голова; через сколько-то там времени стал пан совсем каменным!
Даже кресло, — и то окаменело!
Ну, опять же говорю, как был он бессмертным, то и не мог монах заклясть его на веки вечные…
И заклял он его на двести лет. Чтобы, значит, двести лет был он каменным, а потом ожил…
— Так и сиди каменным, — сказал монах, — а сам уехал.
После того уж никто в этом замке не жил.
Слуги — и те все разбежались.
Только один каменный пан сидел в своем кресле.
Прошло там сколько-то лет, и стал замок разрушаться, стал сыреть, гнить, лесом зарос, лозняком…
Совсем обветшал.
Один только пан, как был, так и остался.
Теперь вот вильчинский пан и говорить:
— Сторожа нужно.
А зачем нужно? Э, вот то-то и дело! Я это досконально знаю. Докопался его дедушка, как с пана заклятие снять… Про то, что каменный этот пан — не статуя, а человек, только проклятый, все давно забыли, а дедушка узнал по книгам, как и что было, и теперь хлопочет, как бы пока не скрали, либо не разбили его.