Глядя на Аделину, я вижу родную деревню, нашу хижину в Гарди, мать, отца. Простенькое платье девушки пахнет не то гвоздиками, не то лютиками, растущими на склонах гор, которые окружают нашу деревню. Эта нежная ручка дала мне первый кусок белого хлеба в моей жизни; она же раскрыла передо мной двери подвала, который едва не стал для меня могилой…
Аделина была так же взволнована, как и я. Она обняла меня и нежно поцеловала. Но вдруг она дрогнула. Я едва успел подхватить ее — она была в обмороке.
Лазули живо взяла ее на руки и отнесла в темную каморку на постель.
— Ничего, ничего! — сказала Лазули. — Не пугайтесь! Оставьте меня с ней, и обморок сейчас пройдет. Бедняжка столько выстрадала!
Мы остались в кухне, не смея ослушаться приказания Лазули, и она унесла на руках девушку, словно охапку полевых цветов.
Бим, бам, бим, бам! — это стучат на лестнице деревянные сабо Планшо. Согласно уставу компаньонов старик побежал принарядиться: одел пудреный парик, воскресное платье и треуголку, чтобы должным образом приветствовать компаньона. Только теперь Воклер понял, почему Планшо раньше не поздоровался с ним. Бригадир сделал условный знак рукой и ногой, Планшо ответил другими условными знаками, и только после этого компаньоны обнялись.
— Как поживаешь, авиньонец?
— А ты как, старый друг?
И они наперебой начали рассказывать друг другу разные разности, вспоминали товарищей, делились новостями.
Но приход Лазули прервал излияния компаньонов.
Став спиной к Планшо, Лазули прижала палец к губам. Воклер понял, что нужно держать язык за зубами. Что хотела скрыть от старого друга Лазули? Воклер никак не мог догадаться, но решил быть настороже.
Лазули сказала:
— Теперь все в порядке. Видите ли, Планшо, нашей дочке стало дурно. Сами понимаете, толпа, жара, волнение при встрече с отцом… Но сейчас ей лучше, она уже пришла в себя…
— Дочка-то у вас слабенькая, — ответил Планшо. — Она такая худенькая, бедняжка!
И, похлопав по щеке Кларе, он добавил:
— А вот это — настоящий мужчина. Небось, он не последует примеру сестры и не упадет в обморок от страха при виде красных южан! Ты знаешь, что они добрые патриоты!
Лазули отчаянно моргала глазами во время его речи, чтобы мы не сболтнули чего-нибудь. Не замечая этого, Планшо обратился к ней:
— Послушайте, Лазули, не нужно ли вам чего-нибудь для дочки? Не стесняйтесь, ведь мы компаньоны с Воклером, и оба красные, к тому же. Ведь вы здесь у себя дома! Я не стал бы предлагать вам это, если бы вы были аристократами. Ненавижу прислужников тирана, которые мечтают о приходе немцев, австрийцев, черта, дьявола, только бы задавить революцию и погубить родину! Но я тут заболтался, а вы, верно, устали и хотите отдохнуть… Прощайте, я спущусь в мастерскую: уйма спешной работы, а помощников у меня нет!