Купчиха, Авдотья Марковна, цену за постой назначила малую, правда обязав казака следить за порядком в лавке и пресекать всяческое воровство. Побаивалась молодая еще купчиха душегубства, не доверяла своим служкам, а тут казачий голова на постой пожаловал, да еще по протекции сродного брата, что нынче служит приказчиком в далеком Сибирском остроге.
Худо, бедно, но обвыкся Афанасий Федотович Шестаков с местным многолюдством и столичными нравами. Еще Якутский воевода, лейб-гвардии капитан Михаил Петрович Измайлов, разъяснил Афанасию, что челобитную надобно подавать в Кабинет Его Императорского Величества, а кабинет сей Петр Алексеевич держит, как правило, возле себя. От служащих Литейного двора разузнал голова, что император нынче прибывает в Зимнем дворце на набережной, и в связи с недугами, более ни где не появляется.
Шел январь 1725 года. Миновали новогодние праздники, Рождество Христово. Нынче, в столице, все обошлось без фейерверков и ассамблей. Петр Великий болел, страдая тяжко, в меру по грехам своим, и столица пребывала в унынии.
Для бывшего Якутского головы это был первый выход в центральную часть Санкт-Петербурга. Прямо скажем поступок не шуточный по смелости, и крайне сильный по впечатлениям, особенно если вспомнить сибирские корни Афанасия, и его службы в самых удаленных острогах.
Пройдя по улочкам и переулочкам Литейного, он вышел на Невский проспект. В тот год его строительство было в самом разгаре, а звался он на итальянский манер Невская першпектива.
Многие поступки и решения умирающего императора можно обсуждать и даже критиковать, но вот пожалуй за что никогда не будут роптать потомки, так это за воздвигнутый город на Неве. Не ошибся Петр выбирая итальянское направление в архитектуре. Столь изящное, мягкое и удивительно комфортно сочетающееся с православием, русской духовностью и суровостью климата. Хотя, можно даже сказать к счастью, многое из планов Петра не состоялось. К примеру центр на Васильевском острове, нелюбовь к мостам и неуемное желание заставить горожан перемещаться по каналам и рекам. Хотя все это было, но не прижилось и отвергнуто самой жизнью.
Императору Петру Первому в молодые годы довелось побывать во многих городах Европы, но самыми примечательными для него стали города Венеция и Амстердам. Вот и решил своенравный Петр что его новая столица будет чем то средним между этими городами, а ее жителей приучить к плаваниям, и прежде всего под парусом.
Правда с Амстердамом ничего не вышло, как то не получилось совместить узкие кривые улочки, каменные холодные строения с остроконечными шпилями, и широкую русскую душу, требующую прямолинейности и простора. Одним словом, в Петербурге есть пафос шири, напрочь отсутствующий в крошечной Голландии. А вот Венеция, своими традициями, а более трудами итальянских архитекторов Доменико Трезини, Георга Матарнови, Франческо Растрелли несколько повлияла на облик русской северной столицы.