Мужики уж дышат на них, сгрудились. Приезжий с мандатом чай пить ушел. Сход не расходился. Собрать из домов трудно, а как соберутся деревенские — не разгонишь.
Туго мозги поворачиваются. Пока все выспросят, много часов пройдет. За Жиганова наставник сектантский Кочеров вступился:
— Гражданин Софрон Артамонович, нехорошо этак на морду налезать! Алексей Иваныч — человек с интересом. Узнал в городу — сообщение предоставил. А ежели заблуждение вышло…
Софрон человек без резона. От тихой вразумительной речи Кочерова взбеленился, заорал зычно на весь большой класс. В школе все сходы собирались.
— Товарищи! Граждане! Небесновка вся — кулаки! Сладко поют, им не верьте. Сейчас я вам слово скажу! Как я сам председатель этого митингу, слово скажу!
И сразу за стол, откуда речи говорились. Солдаты отпускные к нему подались. Солдатки и рванье из-за оврага, где бедность осела, тоже за ними. Небесновские за купцом из Тамбовки Сычуговым было к дверям, да шепот жигановский им быстро передан был:
Не расходитесь! Кочеров Софрону отчитку делать будет!
Кудрявый рыжий волос Софронов всегда торчком над головой, как сиянье. Борода тоже рыжая, и нет в ней степенности. Клочковатая, во все стороны. И в глазах строгости нет. Одна синь, в гневе темнеющая, но без свинца. От того нестрашная.
— Товарищи! Богатеи небесновски нас сомущают. Мы на фронту кровь проливали, они, которы за Богом прятались! Вера, дескать, не дозволят на войну идти! А сейчас им опять нашу кровь подавай! Котора власть за войну, энту им надо! Нашу не надо.
Гулом сход отозвался.
— Правильно! За Богом-то сидючи брюхо нагуляли!
— И наши на войне были! Одни добротолюбовцы отказывались!
— Мы каторги не боялись, на войну не шли!
— Теплоухов только-только с каторги вернулся…
— Дело говори! Это все слыхали!
— Теплоухов у них в каторге! А у наших руки-ноги оторваты! Это тебе как?
— Ни за што почиташь?
— Не шли бы и вы!
— Ах ты, пузо наливное! Земли-то в вечну награбастали! На семьи хватит, и на каторгу можно…
— Чего разговаривать! Бей их, толстомордых!
— Тише! Слова дайте сказать!
— Слабода слова…
— Говори, Софрон!
— Нечего говорить! Все слыхали!
— Пролетарии, которы пролетают! Старались бы, так и у вас в вечну…
Шум разрастался. Голоса свирепели.
Во всю грудь Софрон, чтоб перекричать:
— Товарищи! Апосля посчитайся! Этак не слыхать! По череду все скажем.
Жиганов своих успокаивал:
— Помолчить! Помолчить! Кочеров ему завертку сделат!
Стихли. В глухом, рассерженном, но затихающем ворчании ясный густой голос Софрона заиграл:
— Товарищи! Вон энти ободранные, заовражные… Энти нам теперь товарищи! Мы то есть вам товарищи! А небесновски мужики богатые. Им все равно, чья земля. Им все равно, коли нас опять в окопы. Дарданеллов им надо! Вот каки они! Они вас сомущают — все от Бога. От Писания. Им ладно на Бога-то уповать! Богатому легче войти в царство небесное. На земле жиром наливаются, а помрут…