– Да! – восторженно крикнула девушка, не дожидаясь предложения, и Левиафан кинул довольный и в тоже время злорадный взгляд в строну двери, за которой стояла Лилит.
Он-то как никто другой знал, что его девушка, по-настоящему им любимая и желанная, стояла в его кабинете, и с заставшим сердцем наблюдала жестокую картину.
Лилит зажала рукой рот, а другой интуитивно схватилась за кулон на шее, который вампир когда-то ей подарил. И вот в тот момент Лилит поняла, что вообще значит «больно». Ее самолюбие не было ранено, в него как будто кинули водородную бомбу, которая просто разнесла его в клочья, на микрочастицы, молекулы и атомы. А разве отрубленная нога может чувствовать? Конечно, нет! То же самое и с расщепленным на атомы самолюбием.
Но мозг остался в здравии после такого мощного взрыва, и он видел эти летающие, бесчувственные частицы. Из нее как будто вырвали все, что было, засунули руки с когтями в плоть, нашли нужную вещь и вырвали.
Она проиграла. Он все-таки открыл дверь, за которой стоял сундук с самолюбием. Он убил его и ее заодно, не прикасаясь к ней даже пальцем. Он видел каждую эмоцию на ее лице и радовался, как ребенок, нашедший летающий в небе воздушный шарик.
Лилит закрыла глаза и замерла на пару секунду, у нее почернело перед глазами, и ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок. Ей нужны были эти несколько секунду, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя, чтобы сделать шаг из этого дома. Она резко сдернула с себя кулон и швырнула его на пол, развернулась и тут же остановилась. В комнате прозвучал голос, только что предавший ее.
– Минуточку! – окликнул ее Левиафан.
Лилит не понимала, что делает, но почему-то остановилась и посмотрела на вампира. На его лице сверкала идиотская улыбка, глаза светились счастьем, а на черных волосах носились солнечные зайчики. Он развернулся к девушке, улыбнулся ей и в одну секунду сломал шею, и отпустил мертвое тело на пол.
Лилит молчаливо уставилась на мертвое тело в черной рубашке. Через пару минут она перевела глаза на вампира. И на этот раз на его лице не было даже намека на улыбку, он был серьезен. Он смотрел на девушку исподлобья, впиваясь черными глазами.
– Двадцать восьмое ноября. – Сказал он громко и четко. – Поначалу я хотел подарить тебе что-то нежное, то, что дарят мужчины своим любимым женщинам на годовщины. А потом, я закрыл глаза и мысленно вернулся на год назад. Двадцать восьмого ноября того года я пришел к тебе с открытым сердцем. Двадцать восьмого ноября ты первый раз сказала «извините», в то время как в твоих глазах было написано «отвали». Двадцать восьмого ноября я прошел мимо, чтобы задеть тебя, твое эго. Потом я зажмурился еще сильнее и подумал: «А что мы с тобой, милая, имеем с двадцать восьмого ноября того года по нынешний день сего?». И я ужаснулся от того, что осознал. За этот год у нас есть вот что: неимоверное количество смертей. Мормо – мой друг был убит тобой. Твоя ложь, у которой нет конца, хоть она и не совсем сладкая, я в нее верил, от чего потом страдал. Между нами были драки, если конечно ранения ножами, лезвием, бутылками, пистолетами и другими различными предметами можно назвать дракой. По мне, так это попытка убийства, хорошо, что я не могу умереть. Были ссоры, точнее наши отношения базируются на ссорах, скандалах, криках. У людей во всем мире на этом отношения рушатся, у нас же…строятся, а рушатся они из-за взаимопонимания, уважения и проклятой любви. Я поменял две машины за этот год, каким чудом жива третья – сам не знаю. Были бессмысленные попытки разбежаться, как трусливые тараканы при включенном свете. Ты постоянно предавала меня, даже не моргая…Ты разрушила мой дом, разрушила мое все, разрушила меня. Ты уничтожила мои чуть ли не единственные добродетели. Ты высосала меня, я истощен. И вот я подумал, а почему я должен дарить что-то приятное? Когда мне в течение этого года давали мучительную боль? Я решил в последний раз понадеяться на справедливость, и к моему великому изумлению, она не подвела меня. Двадцать восьмого ноября этого года, в день нашей годовщины, я подарил тебе боль.