Миньятто понизил голос.
– Он сказал мне, что хочет поддержать вашего брата, когда тот будет давать показания. Его высокопреосвященство полагает, что две ночи домашнего ареста могли изменить позицию отца Андреу.
Я был зол на Лучо, который сделал из меня идиота. Но если он считает, что может заставить Симона говорить, значит у него есть на то основания. К тому же его решение предоставило мне возможность, которой я ждал.
Я достал телефон Уго и сказал:
– Вы должны кое-что узнать, прежде чем зайдете внутрь.
Когда я все объяснил, монсеньор побелел.
– Но я же просил вас ничего не предпринимать! – вскипел он. – Не вмешиваться в работу!
– Вы также сказали мне, что судьи рассмотрят доказательства вне зависимости от того, как и откуда они получены.
– Что вы имеете в виду?
– На телефон Симона поставили жучка, чтобы прослушать голосовую почту.
Миньятто сурово посмотрел на меня.
– Я вам говорил только то, что судьи правомочны формировать суждения на основе любых доказательственных свидетельств. Куда входит и наше поведение. Поэтому если секретариат скрывает вещественные доказательства или прослушивает своих сотрудников, о деле создается впечатление, которое работает в пользу вашего брата. А когда защита крадет улики, формируется такое мнение, которое только навредит ему.
– Монсеньор, вы не понимаете. Жандармы обнаружили улики, которые могли бы помочь Симону, но никто с этими уликами ничего не делает! Их даже не забирают из морга!
– О чем вы говорите?
Я хотел рассказать ему о телефонных звонках в мою квартиру в ночь перед взломом и о листке бумаги с моим номером в машине Уго. Но тогда пришлось бы рассказать Миньятто, что я делал вчера ночью, а он был слишком раздосадован, чтобы объективно оценить мои подвиги.
– Почему судьи не видели мобильника? – спросил я вместо этого. – Почему он не включен в список вещественных доказательств по нашему делу? Сообщения в голосовой почте указывают, что Симон не знал, где в Кастель-Гандольфо находится Уго. Это должно стать одним из первых доказательств, которые придется опровергнуть обвинению!
Шея монсеньора пошла красными пятнами.
– Еще раз хочу вам напомнить, – сказал он, – что это не уголовный процесс в рамках гражданского права. Жандармы не работают в сотрудничестве с обвинителем. Они проводят собственное расследование. Если суд запросит, они предоставят необходимые доказательства. Поэтому здесь нет никакого тайного заговора против вашего брата. Просто никто из участников данного слушания – ни судьи, ни укрепитель правосудия, ни защита, ни даже викарий, проводивший первоначальное расследование, – никто из них никогда не рассматривал в каноническом суде убийство. Мы не привыкли запрашивать у полиции отчеты об убийствах. Мы даже не знаем, какие существуют отчеты. И хотя мы всецело стараемся преодолеть эти трудности, очень трудно работать, когда слушание идет так быстро.