Маркешка тяжко вздохнул.
Долго охотники ехали молча. Маркешка лег ничком и утих.
— Ты чё, плачешь, что ли? — спросил Бердышов.
— А что, тебя разве тоска не берет? — поднялся Маркешка. — Я чё-то нынче еду с неохотой.
— Что такое?
— Баба вчера рассердилась; она себе кринолин пошила и орет в голос, чтобы я не ездил. Чуть меня не поцарапала. Дескать, ей опять целый год ни одеться, ни съездить в гости, ни на Шилку, ни на Ингоду. Верно, нам по тайгам шататься, а ей и ста верст не отъехать. Сладко, что ли? — Маркешка помолчал и вдруг спросил: — А когда домой вернемся?
— Ты что, малый ребенок? — рассердился Михайла Бердышов. — Нянчить тебя? Вот я и не люблю с тобой связываться. Эй, Андрюшка! — крикнул он.
В задних розвальнях поднялись закутанные в шубы Коняев и Карп Бердышов.
— Маркешка уж к жене обратно хочет! Стосковался! Что с ним будем делать?
Коняев откинул широкий воротник и пригрозил Маркешке бичом.
— Поше-ел! — решительно крикнул на лошадей Хабаров. — У тебя бы такая баба была, что бы ты запел? — с сердцем молвил он, укладываясь в сани. Как бы расставался?
— Вон у Алешки баба красивей твоей! А он второй год пропадает где-то, не боится. А ты жены боишься.
— А что, моя разве хуже Алешкиной? — с обидой воскликнул Маркешка. Вот вернемся, оденем их, выведем в люди.
— Куда тебе! — махнул рукой Михайла.
Кони бежали над крутыми скатами левого берега.
Из сугробов под утесами торчали редкие березы и убогие, растрепанные ветром лиственницы.
— А Алешки давно где-то нету, — задумчиво молвил Хабаров. — Может, он уж погиб.
Каменные обрывы темнеют над широким речным льдом. Хребты подошли близко. В хребтах каменные щели, синие вершины во мгле, морозный туман в падях.
Из скал выбегает речка — Старая Каменка. В устье ее, на льду, в ущелье, закрытом от ветров, — больджары — ярмарка. Русские, орочоны, манягры, солоны, тунгусы, маньчжуры и китайцы съехались торговать. Коняев уговорил охотников завернуть сюда же. Те согласились. Каждому хочется повидать своих приятелей — их тут будет немало.
Дымятся костры. Слышен бубен. Пахнет жареным мясом. Олени, собаки, лошади, нарты, сани… Даурские вьючные кони… Повсюду на снегу грудами лежат меха.
Около купца шумит толпа. Там меняют меха на спирт и ханшин. Мертвецки пьяный манягр с непокрытой, заиндевелой от мороза головой лежит, уткнувшись лицом в сугроб.
Вокруг русских собрались охотники. Маркешка, в дабовой рубахе, без шапки, в ичигах, сидит на корточках, сосет трубку. На мешке лежит его винтовка. Маленький желтолицый казак даже не смотрит на свою работу. Его винтовки всем известны. Орочоны в верховьях Амура и в Маньчжурии добывают тысячи разных зверьков его оружием. Орочоны стреляли из винтовки, пробовали бой, меткость, и сейчас хотят покупать.