Добровинская галерея. Второй сезон (сборник) (Добровинский) - страница 7
Вдруг справа от меня раздался выстрел. Стрелял, естественно, поддатый доктор. Кабан хрюкнул по-своему, что по идее должно было означать «Шалом, Цедрейтер!», окинул опушку с врачом свинячим взглядом и повернул, как водится мужской особи, налево.
Собаки в недоумении попрыгали еще метров сто и остановились. Вскоре, обливаясь потом, появились егеря. Такого мата я не слышал никогда в жизни. Претензии господ егерей сводились к тому, что они изо всех сил, стуча палками и чем-то еще, гнали по метровому снегу зверя вперед, на нас. А идиот со второго номера выстрелил и спугнул кабана.
Цедрейтер оправдывался тем, что спьяну заснул и ему снилась охота на уток. И вот когда утки уже почти пролетали над его головой, они зачем-то стали лаять. Тут Сеня проснулся и выстрелил в воздух, по уткам. Егеря усилили устный матерный фольклор и, похоже, были абсолютно правы. Ружье у придурка отобрали сразу. После этого Сеню оставили рядом со мной, а бригада пошла назад, гнать кого-то еще. Цедрейтер поведал мне, что в следующий раз, месяца через два, он привезет в Саратов узи.
– Для чего тебе в охотхозяйстве узи? – спросил я. – Чтобы осмотреть беременную Настю?
Выяснилось, что узи – это еще и израильский скорострельный, как сам Семен, армейский автомат ближнего боя. Утренний Royal на какое-то время явственно усиливал геройские чувства…
Мы болтали шепотом (приказ главного егеря) о том о сём, когда снова услышали лай собак. Средних размеров дикий свин, но довольно клыкастый, семенил прямо на нас. Обоих охотников слегка парализовало. Доктор наконец вышел из комы оцепенения и заорал так, как должен был кричать рядовой Гофштейн с торчащим жалом в еврейской голове: «Стреляй, бля…! Или нам п…ц!»
Кабанчик был от меня уже метрах в пятнадцати, когда Семен принялся колошматить меня по спине руками, а головой биться в добровинский затылок. Никуда не целясь, я в страхе нажал на какую-то штуку… – и дикой свинки не стало.
Это было ужасно. Подоспевшие собачки начали грызть кабанчика за бывшую гордость. «Эх, не того грызут!» – подумал я, представляя некоторых неприятных людей на месте убиенного секача.
Вечером нам подали шашлык из свежего некошерного мяса. Я с грустью гладил кусок вырезки и просил прощения у зверюшки за людей.
Ни один из нас к шашлыку так и не притронулся…
– …Нет, дорогая! Как я могу в кого-то стрелять? А вдруг у этого козла или барана детишки?.. Нет. Это не для меня…
– Папочка! Я так и знала. Я тебя люблю. Очень-очень!
И крепко обняла гуманного папусю.
Поймать на мормышку
– Александр! Спроси у этого мудака, он ловит на мормышку?