Для нелюдимого человека, давно отвыкшего от пустопорожних разговоров, он вел себя безупречно. Ибо не каждый смог бы вынести назойливую манеру Мэдди без конца повторять одни и те же вопросы. Но Джону нравилось беседовать с внучкой. Ему, наверное, вообще нравится беседовать о том, что он знает, догадалась, хоть и с опозданием, Роза. Вот почему он так охотно делится своими обширными профессиональными знаниями с Мэдди. А, может, срабатывает и примитивный инстинкт, кровные узы. После стольких лет одиночества художник обрел не просто близкого человека, а родную внучку, которой может передать свой колоссальный опыт. И она уж точно сохранит память о своем дедушке, когда его не станет, тем самым продлив его существование в вечности. Ведь и он сам пытается воскрешать из небытия дорогих ему людей, в память о которых хранит старые вещи.
Но вот холст натянут на подрамник, и Джон относит его в дальний угол амбара и ставит возле стены рядом с другими работами плодовитой художницы. Теперь можно ехать, снова предлагает Роза.
– Куда я поеду? – возмущается Мэдди, тыча пальцем в чистый холст, так и манящий к себе своей незаполненностью. – Сама взгляни! Столько работы!
– На нем нельзя работать! – предупреждает Джон. – Надо еще нанести грунтовку, а потом дать ему хорошенько высохнуть. Пожалуй, он и до вечера не просохнет.
– Не хочу ждать вечера! Я хочу рисовать сейчас! – вскипает негодованием Мэдди.
Роза тяжело вздохнула. Очередной приступ! Типичные капризы дочери, которые посторонние люди переносят с трудом, приписывая подобные выходки исключительно плохому воспитанию девочки. Немногие в состоянии понять, что ребенок, привыкший жить в своем мире, действительно хочет рисовать именно сейчас, и ни минутой позже.
– Мэдди! – начала она ласковым голосом, чувствуя неловкость от разыгравшейся сцены и еще не зная, чем все закончится.
– В любом случае сначала следует сделать эскиз! – подал голос Джон. – Все большие художники неделями трудятся над эскизами, и лишь потом приступают к работе над самим полотном. А ты вообще еще пока ничего не нарисовала, что сразу же выдает твой любительский уровень.
– Рисовать – это скучно! – отбила атаку Мэдди. – Я не рисую. Я сразу же пишу красками.
Джон пока еще не был в курсе, что упрямство Мэдди едва ли можно сломить альтернативными предложениями. Уж если ей что втемяшится в голову, она будет стоять на своем до конца.
– Вот взгляни сама! – Джон открыл этюдник и извлек оттуда альбом, заполненный зарисовками, помахав ими перед своей картиной, над которой трудился. – Это все мои наброски к этому полотну. Именно так всегда и работают настоящие художники. А раскрашивать полотно разноцветными мазками, как бы гармонично они ни смотрелись, – это все очень по-детски. Хотя, с другой стороны, ты и есть ребенок.