Дим чуть призадумался, потер переносицу.
– Не лишено смысла. Пару дней она проводит в жестокой депрессии, доводит себя до полного обесценивания Я-образа. Пишет вчера эту самую СМС: «Я дрянная, я сука» – конечно, бессознательно надеясь, что Мышонок прибежит и переубедит. Мышонок прискакал, но днем позже – и опоздал. От того так хреново ему вспоминать это сообщение. Да, логично. Но… не отменяет моей версии. Она убила себя, Владя, – нравится тебе или нет.
– Дим, – сказал я, – давай выясним, что случилось два дня назад.
Друг еще поглядел, словно взвешивая, признать ли ясную картину неясной, затем вместо ответа отшвырнул окурок и извлек телефон.
– Сан Дмитрич, есть к вам предложение. Да… да, по результатам консилиума. Разузнайте все, что можно, о цветах. Когда куплены, где, почем, кем… Да, понимаю, это я уже в мечты погрузился. Хотя бы когда – уже немало. Спасибо заранее! Доброй ночи.
Мне бы нужно было что-то сказать, но «спасибо» будет глупо – ведь это Димова работа, а «правильно, молодец» – неуместно и нахально. Я сказал:
– Пол-десятого уже.
– Ага, – ответил друг, – таки по домам неплохо.
Внимательно посмотрел на меня и прибавил:
– Хочешь к нам заехать? Аленка тебе обрадуется, на ужин плов у нас.
Я понял, что в гости к Диму и вправду хочу: вкусно покушать, поболтать в семейном уюте, повидать Алену – улыбчивую рыжую девушку, которая знает все про театр. Однако главная причина – в том, чтобы не оставаться наедине с тем сумраком, который переполнял голову. Выходило, друга и его жену я собрался использовать в качестве психзащиты, притом примитивной. Мне стало неловко, и Дим добавил:
– Поехали, не стесняйся. Чаем напою, свежую фантастику посмотрим. Ты же домой все равно не хочешь.
– Не хочу, – признал я. – Поехали к тебе.
Моя работа
Это далеко не творчество, и, в сущности, даже не процесс. Это предмет, верней – набор предметов. В их числе пыльный монитор с прилепленными напоминалками, на которых большей частью нацарапано: «до Н-ного числа передать дело в…» и «запрос материалов по…». Также стол из ДСП с выдвижными глубокими ящиками. Они забиты всевозможной ценной ерундой вроде стимульного материала по тесту Роршаха или таблички с игрой «алфавит». Я пользуюсь лишь тем, что хранится в верхних слоях хлама, поскольку содержимого нижних слоев давно уже не помню. Еще подоконник с двумя чашками, пожелтевшими изнутри, и крепеньким кактусом. И еще – громадный стеллаж, забитый скоросшивателями. Он довлеет надо мной, занимает добрых две трети стены и выглядит при этом так, словно имеет куда больше прав на собственный кабинет, чем я. У него есть свои посетители – они входят, решительно распахнув дверь, и с порога заявляют, например: «Мне копию экспертизы по избиению Халатова». И я отвечаю: «Глянь на шестой полке, красная папка», – тем самым выполняя роль дворецкого при стеллаже. Иногда, чтобы усилить аналогию, добавляю: «извольте, сударь».