Вытер Илья глаза, — рукава у рубашки мокрыми стали, и не заметил как, — спохватился.
— Да что ж ты при малом-то такое? — спросил с укором.
Тень пробежала по лицу Тимохи.
— Повоевали дикие деревню, в которой он с отцом-матерью жил, — тихо сказал он. — Что смогли — забрали, остальное — огнем пожгли. Отца на дворе… Мать — в полон. Сам чудом в живых остался… Выше сердца копье прошло. Выходили. Вот только с поры той — не говорит и не слышит.
— Что, совсем? — сказал, чтобы хоть что-то сказать, Илья. Глянул на Васятку, и так его болью прошибло с макушки до пяток, что мало волком не взвыл.
— Ну, не то, чтобы совсем…
— Это как же прикажешь тебя понимать?
— А как хочешь, так и понимай. Ты лучше вот что: поклонись Бояну, да попроси спеть-сыграть. Может, тогда и поймешь.
— Как же я поклонюсь, если… нездоров сильно…
— Медведь, что ли, помял? — Дался Тимохе этот медведь, опять ведь вспомнил.
— Нет, не медведь… С чего взял?
— Так на тебя глядючи. Неужто существует на белом свете такая хворь, чтобы эдакого богатыря одолела?
— Знать, существует…
— Медведь, он перед тем как напасть, на задние лапы встает, — глядя в упор на Илью, ни к селу, ни к городу завел Звенислов. — Потому в древности, когда на него с рогатиной и ножом ходили, время улучали. Встанет он на дыбы, раскинет лапы, тут ему рогатину под пасть… И рука должна быть верной и твердой, о втором ударе речи нет…
— А коли нет рогатины? — К чему это он разговор такой завел?
— Зубы у него, и когти страшные. Не убежать, не на дерево влезть, потому — проворен. Так что думай…
— Не пойму я, — Илья покачал головой. — С чего это ты про медведя-то?..
— Да так, к слову пришлось… Кланяйся, говорю, Бояну.
— Ну что ты пристал к человеку, ровно репей, — неожиданно вступил в разговор старец. — Сам же сказал, и человек хороший, и встретил приветливо, и напоил-накормил.
Он неторопливо сунул руку за спину, потащил гусли и положил их перед собою на стол.
— О чем же тебе спеть-то? — задумчиво протянул старец. — А вот хотя бы и эту…
Как над тем-то да над городом Черниговом,
Да над тем-то селом да над Березовым,
Восходило в чисто небо солнце красное…
И опять — не в избе Илья, ни слов не слышит, ни струн перепев. Видит он деревушку возле озера, рощу березовую, дорогу, вдаль змеей извивающуюся… Словно парит он на крыльях в вышине подоблачной над землей. Ладная деревушка, такая же ухоженная, как и ихняя, только размерами поболее. На озере — лодки, на полях — ратаи, на огородах — бабы, ребятишки — по улице носятся. Один в один, почти, как у них. Ан нет, кузня есть, и мельница тоже.