— Вот тебе и на, в самом деле пустая… Что за напасть!..
— Далась она тебе, — досадливо поморщился Илья. — Лежит себе, и лежит. Как бы нам к кузнецу не опоздать…
— Не опоздаем…
Святогор еще раз оглядел домовину, хотел, видно, ногой пнуть, потом раздумал, к коню направился.
— Ладно, будь по-твоему…
Уже собрался было в седло, но замешкался. Расхохотался.
— А ну-ка, полезай в домовину. — Это он Илье.
— Зачем еще? — удивился тот.
— Полезай, полезай, не бойся. Я, ежели что, ее по щепочкам разнесу. Засаду устроим. Ты вовнутрях будешь, а я тут снаружи прилягу, будто неживой. Как кто явится, знак подам. Нельзя же вот так просто, взять, и уехать, не разобравшись.
— На обратном пути глянем, — пытался урезонить его Илья. — А то, может, не тот явится, кого ждем… Ну, может, он не живой, хозяин домовины-то…
Но Святогора было не остановить.
— Нешто это видано, чтобы не живые по свету белому шастали? Это детишек неразумных пугают, да и те не очень-то боятся. Нет уж, коли умер, так умер. Полезай, говорю. С час покараулим. Не заявится никто, дальше подадимся. Как и говоришь, на обратном пути глянем.
Очень не хотелось Илье в домовину ложиться. Не то, чтобы боязно, а все ж таки не по себе. Вот ведь незадача, попала вожжа Святогору под эту самую… под кольчугу. Ладно, час полежать, это не на веки вечные.
Улегся Илья, Святогор крышкой накрыл, повозил, прилаживая.
— Ну что, удобно тебе? — спрашивает. — Дышится?
— Удобно, — буркнул Илья. — Ты давай тоже, в засаду…
Снаружи громыхнуло; должно быть, Святогор, изображая неживого, грохнулся, как стоял. И затих.
Лежит Илья, прислушивается. Скучно. Не поймешь, сколько и времени прошло, скоро ли вылезать. Потихоньку лаять себя начал, что поддался Святогору. Ребячество учинили, ровно дети малые. Как вдруг…
Показалось Илье, будто разверзлось у него под спиной, будто проваливается куда-то. Захолонуло сердце, вскинул руки, чтобы крышку сбить, — ан не руки у него, крылья. И не в домовине он более, в небе синем. Высоко-высоко. Среди стаи птичьей. И сам он вроде не человек, а птица. Радостью переполнен, волей, свободою. Парит вместе с другими к горам дальним.
Только это всего лишь показалось, что дальние. Первая придвинулась — и не заметил как. Нет вершины у горы. Вместо нее — огонь живой полыхает, во все небо. Жар нестерпимый. Некоторые птицы, что впереди летели, вспыхнули коротко, — и нет их. Остальные же — не боятся и не сворачивают, летят в огонь, ровно и не огонь это вовсе. Илья, хоть и страшно ему стало, за ними держится.
Миновали гору. Дальше летят. Не заметно, чтобы птиц меньше стало. И огня не заметно было: так, сияние какое-то вокруг, вовсе не жаркое…