Вырубить нужно сначала водителя. Резким движением выбросить руку вперед, ударить по шейным позвонкам, а затем так же резко отбросить свое тело в сторону. И тогда, может быть, удастся уклониться от выстрела. Попытка только одна.
Машину тряхнуло на выбоине. Лес приближался. Деревья, казалось, несутся навстречу. Виктор резко наклонился вперед и нанес удар ребром ладони. И в следующий момент понял, что все рассчитал правильно. Водитель упал лицом на руль. Машина вильнула и врезалась в дерево. Прогремел выстрел. Удар немыслимой силы обрушился на Виктора – и все погасло.
* * *
Черная, жирная земля под ногами не давала идти. Ноги разъезжались и подвигаться вперед не получалось. Виктор отчетливо видел Полину – вон она, стоит у дерева, лицо искажено ужасом, – но никак не мог к ней приблизиться. Он должен ее успокоить, объяснить, что ничего страшного не произошло: эти хризантемы, да, в сущности, вся его поездка в Нальчик – не более чем одна из комбинаций Соловьева. Одна из комбинаций, которую, впрочем, придумал не он, а тот, кто поселился в его голове и заставляет работать с бешеным, нечеловеческим рвением. «Реквием» Сальери – он причина всех этих недоразумений, начало и конец, первое и последнее слово в их с Полиной несостоявшихся отношениях. Все это нужно ей объяснить, но как до нее добраться? Виктор хотел ухватиться за ветку, чтобы подтянуть свое непослушное тело, хоть на шаг приблизить его к Полине, но рука промахнулась, лишь слегка задев ветку. Она закачалась перед глазами, черная, как земля под ногами, закачалась, вычерчивая кривую работы его израненного мозга, закачалась, заштриховывая, словно черным карандашом, стоящую у дерева Полину. Но почему она сама к нему не подойдет? Или это еще одна подневольная комбинация Соловьева? И этот гул, непрекращающийся гул, от которого голова просто раскалывается – черная кривая набирает обороты, – тоже лишь комбинация? И сколько еще будет таких комбинаций? Ведь Соловьев признался, что только в начале пути и многое ему еще неизвестно. Гул нарастает, ветка качается все быстрее, торопится заштриховать. Заштриховала – Полина исчезла. Осталась почти сплошная чернота с редкими, незаштрихованными, точками. Телу холодно и неуютно, голова, кажется, сейчас просто взорвется от боли. И снова гул…
Вот оно что! Этот гул – рев двигателя влетающего самолета. Очевидно, где-то поблизости аэропорт. А чернота, испещренная светлыми точками, объясняется просто – наступила ночь, над ним темное звездное небо. Он лежит навзничь на земле. В лесу, куда его привезли, чтобы убить.