У Луизы загорелись глаза. Она подалась вперед и сжала мои руки.
— Зелье, говорите?
Я все-таки покраснела. Если представить меня в качестве сосуда, то краска залила от пяток и по самую макушку, добралась даже до пальцев на руках. Мало мне было того, что колея достаточно расшатанная, и на каждой кочке я мысленно вспоминала Анри недобрыми словами. Вот почему винехейш у меня в голове отложился, а исцеляющие узоры — нет? Так еще и Луиза со своими улыбочками. Право-слово, есть у этой женщины стыд?
— Тереза! Не будьте букой!
Меня бесцеремонно подвинули и устроились рядом.
— Вам понравилось?
Как такое вообще может нравиться?
«Может», — подсказала какая-то внутренняя ехидна. К счастью, колесо попало в ямку, напомнив мне об обратной стороне удовольствия. Хорошо хоть мы пока едем, но вообще-то вспоминаю об этом на каждом шагу. Буквально. Вчера Анри отнес меня в ванную, где теплая вода помогла немного расслабиться и снять саднящую боль, с утра было уже легче, чем вчера. Но недостаточно, чтобы забыть о вчерашнем.
— Не уверена.
— Он был с вами груб?
Ни стыда ни совести у этой женщины. Вот правда.
— Тереза, я же не прошу вас рассказывать, как все было.
Еще бы вы попросили.
— И почему вы такая красная?
— Потому что это грязно! — выпалила я на одном дыхании. — Грязно, мерзко, отвратительно и стыдно! О таком не говорят в приличном обществе, такое не должно нравиться.
— О-о-о-о… — Луиза пожевала губы. — Как все запущено. Ну а если нравится, тогда что?
Я вздернула подбородок. Не собираюсь я об этом говорить — ни с ней, ни с кем-либо еще! Помню, как отец вышвырнул за двери одну из горничных, потому что она крутила роман с конюхом, а его выставил следом. Он говорил, что разврата под своей крышей не потерпит, что никакие рекомендации от него она не получит, потому что таким не место в приличных домах.
С матушкой они спали в комнатах на разных концах коридора. Даже когда собирались вместе — в столовой или в гостиной, он лишний раз к ней не прикасался. В экипаже садились друг напротив друга, если же отец подавал ей руку, это была лишь учтивость, ничего кроме. Да, у Луизы и Винсента все иначе, но единственный мужчина, с кем я могла испытать подобное, оказался женат. Хотя не думаю, что Альберт стал бы требовать от меня чего-то настолько грязного. Уверена, что и Винсент от Луизы не требует.
— Тереза, — она мягко сжала мои руки и заставила меня положить их на колени. — Вы же взрослая женщина. Что плохого в том, чтобы чувствовать не только душой, но и телом?
— Помните маркизу Карридж? Что о ней говорили после того, как они с мужем обнимались на пикнике!