Как увидишь комсомольца — бей, бей, бей, бей!
Как увидишь комсомолку — суй, суй, суй, суй!
Промеж ног ей свой прекрасный — ой, ей, ей, ой!
Он весь светился от счастья, как творец, только что создавший нечто нетленное. Подобные песенки он выпаливал при каждой новой встрече, и все они были одного сорта — скользкие, похабненькие. Но Лешка был добрым, открытым парнем, для друга готовым снять с себя последнюю рубашку.
— Загружайся, только песен не петь! — крикнул Лешка. — Мильтонов на дороге полно! И вообще морды делайте траурные, будто хороните кого! Витька, на Соловьиное махнем?
— Точно, — ответил Мазурук, подхватил Аню за талию и, слегка оторвав от земли, затолкал в автобус.
— О’кей, — согласился похоронный водитель. — Но я рано утром уеду, часов в шесть. А то погорю, и машину отнимут.
Они сели в автобус, Лешка покатил на проспект, а Тамара Раскина с мрачной торжественностью запела похоронный марш, тыкая пальцем в Богданову, отчего начался такой хохот, что все чуть со скамеек не попадали. Ясно было, что Корову не хоронить едут, а предстоит ей сегодня потерять свою девственность.
Из соображений безопасности сразу за городом Лешка свернул с магистральных путей на необъезженную боковую дорогу, разбитую и размытую — так ему было спокойней. Здесь уже запели во всю глотку, потому что никакого маскарада не требовалось. Но оказалось, что расслабляться было рановато.
Едва миновали густой еловый лес и выскочили на опушку, откуда уже проглядывалось Соловьиное озеро, как невесть откуда на дорогу выскочили два милиционера и, самое удивительное, за ними два солдата с автоматами через плечо.
Старший милиционер требовательно поднял руку, и Лешка застонал.
— Влипли, заразы! С какой стати они пасутся здесь, подснежники вонючие?!
Но машину пришлось остановить. Лешка вылез из кабины, прихватив какие-то бумажки, которыми собирался оправдать свой рейс без мертвеца, а в автобусе наступила напряженная тишина — весь пикник мог сорваться.
Мазурук сказал тихо:
— На всякий случай — мы едем с похорон любимой учительницы. Лешка везет нас по домам, в Черноголовку.
Аня прыснула:
— А какую гниду из учителей хороним?
— Да по мне хоть бы они все разом передохли, — ответил Мазурук.
Аня видела, как милиционеры принялись расспрашивать Лешку, солдаты с автоматами стояли в сторонке. Лешка махал руками и с каждой секундой чувствовал себя явно уверенней. Кажется, пронесло. Потом один из милиционеров заглянул в автобус — лицо у него было жестким, глаза внимательно скользили с одного лица на другое. В нем было что-то столь грозное и настораживающее, что ребятам даже не пришлось изображать печаль, делать серьезные физиономии. Все притихли. Милиционер внушал безотчетный страх. Осмотр занял у него не больше минуты, он спрыгнул с подножки на землю и сказал громко: