От этих размышлений Аня даже потихоньку заплакала. Строго говоря, она не сама пришла к таким опасным рассуждениям. Года полтора назад из Риги приезжал дядя Арон Шломович, брат матери. Хотел проститься, потому что туберкулез его достиг последней стадии и до весны он уже не мечтал дожить. Гуляя с Аней по заснеженной Москве, старик Арон тихим скрипучим голосом и рассказал ей, что мир не замыкается на территории Электростали, Москвы, СССР, Европы и Азии. Он даже не замыкается на территории всей Земли… Он много чего рассказал, этот умирающий, истово религиозный еврей. Аня мало что поняла, но вывод сделала решительный: для всякого нормального человека нет наций, нет государств, нет систем. Каждый из живущих — человек Земли, человек Мира, человек Космоса. «Живи сам и давай жить другим». Вот и все.
Уже засыпая, она подумала, что сама-то жива, а неделю назад лишила жизни ЧЕЛОВЕКА. Но человек ли это был? Ведь он тоже собирался насильно подчинить ее своей воле. Мой палец, мой мозг и то, что у меня между ног, — все это принадлежит мне, и я имею право распоряжаться ими, как сама захочу. Поэтому он и должен был умереть. Этот человек нарушал не гнусненькие законы, писанные людьми, а закон Человеческой Природы.
Поутру в субботу Аня почувствовала полное отвращение ко всем видам трудовой деятельности. Меньше всего ей хотелось копаться на огородной ниве, и она сказала об этом отцу:
— Пап, я поеду в Москву… Вернусь, наверное, в понедельник.
— Конечно! — обрадовался отец. — Поезжай. Какого хрена тебе здесь горбатиться! Погуляй, повеселись, на стадион сходи, там сегодня футбол хороший. А я домой тоже в понедельник приду, у меня вахта с обеда. Мать не узнает, где ты была.
То, что мать могла прийти сюда, решительно исключалось. Сара Шломович ненавидела землеройные увлечения друзей и соседей всей своей душой. И раз глянув на полученный участок, скривила губы, ушла домой и больше не появлялась на нем никогда.
— У тебя денежка еще есть? — озабоченно спросил отец. — Я с собой не захватил, так что сейчас пойду займу для тебя.
— Есть, папа, с прошлого раза остались. Я же взяла из носков…
— Вот и ладненько, ладненько. — Он вдруг застеснялся и сказал нерешительно: — Анечка, когда ты в туалет, значит, ходишь и в сливной бачок заглядываешь — это ничего, я понимаю, только все до конца не выдувай. А то в последний раз встал ночью по большому желанию, а в бутылке ничего не оказалось. Хорошо?
— Извини, папа. Так получилось. Я больше не буду.
— Ничего, ничего! — заторопился он. — Я понимаю, иногда случается, что нельзя без этого. А мы еще какое-нибудь место придумаем. Для неприкосновенности резерва главного командования. НРГК у нас с тобой будет.