, говоря о «нечистоте (impuritas, improbitas) человеческого сердца» (см.: Кант И. Религия в пределах только разума / Собрание сочинение в восьми томах. Том 6. Издательство «Чоро», 1994. Стр. 30). Мысль, что особого рода «искренность», обсуждавшаяся в основном тексте, поможет нам осознать «идею морального блага в ее абсолютной чистоте» и справиться с «порочностью, кроющейся в каждом человеке», можно найти в 6:83. Вторая мысль — что каждый обязан быть правдивым перед самим собой — встречается в «Метафизике нравов» (1797; часть И, глава 2, § 9. Цит. по: Кант И. Метафизика нравов / Собрание сочинений в восьми томах. Том 6. Стр. 473. Пер. с нем. Шейнман-Топштейн С. Я., Арзаканьян Ц. Г.). Здесь же можно найти и концепцию «внутренней лжи».
>11 Поскольку медитация и духовные практики явно имеют целью правильные формы сознательности, как и интеллектуальная честность явно нацелена на особую форму добросовестности, я хотел бы обратить внимание на два обстоятельства, почти забытых даже в современной академической философии. Английское слово «сознание» (conscience) происходит от латинского conscientia, которое первоначально означало «совместное знание», но также и «сознание», и «совесть». Первое интересное обстоятельство состоит в том, что на протяжении почти всей западной истории философии сознание было связано с совестью (Декарт в семнадцатом веке первым разделил совесть и сознание, положив начало современному пониманию сознания). До современной эпохи не иметь сознания означало и быть бессовестным. Латинский термин conscientia, в свою очередь, — это перевод греческого термина syneidesis, относящегося к «моральному сознанию», «совместному осознанию собственных дурных действий», «внутреннему сознанию», «сопутствующему сознанию» или общему знанию, к «беспокойному внутреннему сознанию». Древние мыслители рассматривали также и «чистоту сознания» в связи с нормативной позицией, и особенно, с существованием внутреннего наблюдателя. Демокрит и Эпикур уже философствовали на тему нечистой совести, а Цицерон ввел неподражаемый термин morden conscientiae — муки совести, или, как говорят по-немецки, укусы совести. Из этого следует, что еще до христианских философов существовала идея, что совесть есть форма внутреннего насилия, способ постоянно делать себе больно. Мне представляется интересным, что все эти раннефилософские концепции выглядят совсем иначе, когда рассматриваешь их не в свете христианской метафизики вины, а свежим и непредвзятым взглядом через призму новой светской духовности или азиатской традиции формальной практики культивирования внимательности. «Сознание как свидитель», в частности, может оказаться чем-то совсем не похожим на внутреннее обвинение, обескураживающее и выносящее приговор, на механизм наказания самого себя, усвоенный через христианское образование. Он может иметь отношение к альтруизму, мягкости и точности, к неосуждающему сочувствию, а не быть генератором внутреннего конфликта. У ранних философов встречается еще одна интересная мысль о том, что действующий делится своим знанием с идеальным наблюдателем. Однако так и не было найдено убедительных доказательств, что этим идеальным наблюдателем является