Саксон сидел на кровати, оглядываясь, где он находится. Голову вместо ночного колпака он повязал белым платком, и под этой повязкой его сухое, морщинистое, гладко выбритое лицо было уморительно. Длинный и сухой Саксон походил на гигантскую старуху. Бутылка от шафрановой водки стояла около кровати пустая. Очевидно, опасения Саксона оправдались, и он имел ночью приступ перемежающейся лихорадки.
– А, это вы, мой юный друг! – наконец произнёс Саксон. – Что же это у вас обычай, должно быть, такой брать штурмом комнаты гостей в столь ранний час утра?
– А у вас, должно быть, тоже обычай, – сурово ответил я, – загораживать двери спальни в то время, когда вы находитесь в доме честного человека? Чего вы боялись, хотел бы я знать? Зачем вам понадобились такие предосторожности?
– Экая горячка! – пробурчал Саксон, снова опускаясь на подушку и закрываясь одеялом. – Немцы назвали бы вас ofeuerkopf», или, ещё лучше, «follkopf», что в буквальном переводе означает «глупая голова». Я слышал, что ваш отец был в молодых годах сильный и горячий человек. Полагаю, что и вы от своего родителя не отстанете. Знайте же, юноша, что лицо, имеющее при себе важные документы, documenta, preciosa sed perictlosa, должно принимать все меры предосторожности. Нельзя подчиняться случаю. Вы правильно сказали, что я нахожусь в доме честного человека, но разве я могу предвидеть будущее? А вдруг на ваш дом будет учинено ночью нападение? Да, в таких делах, молодой человек… Впрочем, что тут толковать! Я сказал достаточно, а теперь я буду вставать и через несколько минут сойду вниз.
– Ваша одежда высохла, и я её вам сейчас подам, – сказал я.
– Не хлопочите, пожалуйста, молодой человек, – ответил он. – Я не имею ничего против той пары платья, которую мне одолжил ваш батюшка. Конечно, я имел в своей жизни и лучшие костюмы, но теперь мне пригодится и одежда вашего батюшки. В дороге не наряжаются, а я теперь не при королевском дворе нахожусь.
Для меня было совершенно очевидно, что платье моего отца во всех отношениях было лучше, чем то, в котором к нам явился наш гость. Но разговаривать с Саксоном не приходилось. Он зарылся головой в одеяло и не обнаруживал никакого желания продолжать со мной разговор. Мне не оставалось ничего более как сойти вниз.
Отец хлопотал, приделывая новую пряжку к портупее, а мать и служанка приготовляли завтрак.
– Выйдем-ка со мной на двор, Михей, – сказал мне отец, – мне нужно сказать тебе слово.
Работа ещё не начиналась, и двор был пуст. Утро было прекрасное, солнечное. Мы уселись на низкий каменный помост, на котором готовится кожа для дубления.