Мне было стыдно, что я пел.
За то, что он так понял.
Что смог дорисовать рога
Он на моей иконе, –
написал Башлачёв тем, кто видел в нем гастролирующего по стране диссидента. И может быть, это отношение к нему как к противнику чего-то узкого, какой-то «конкретно-исторической заморочки» и заставило его замолчать именно в том момент, когда с этой «заморочкой» стали бороться все кому не лень. Тогда, в 1987-м, заниматься этим было уже почти безопасно.
Часто, особенно в ранних песнях, Башлачёв повествует от «мы», включает себя в «нас».
Мы запряжем свинью в карету,
А я усядусь ямщиком,
И двадцать два квадратных метра
Объедем за ночь с ветерком.
Мы вскроем вены торопливо
Надежной бритвою «жилетт»,
Но вместо крови льется пиво
И только пачкает паркет.
(«Больное семя»)
Налегке
Мы резво плавали в ночном горшке,
И каждый думал о червячке
На персональном золотом крючке.
(«Рыбный день»)
Спохватились о нем только в среду,
Дверь сломали и в хату вошли,
А на нас Степан Грибоедов
Улыбаясь глядел из петли.
(«Грибоедовский вальс»)
И пусть разбит батюшка Царь-колокол,
Мы пришли с черными гитарами,
Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл
Околдовали нас первыми ударами
И в груди искры электричества…
(«Время колокольчиков»)
В поздних же песнях чаще появлялось «я», «ты», «он». Башлачёв словно бы отстранялся от остальных, от «мы». «Политика, быт, все “приземленные” материи интересовали его всё меньше – и в жизни, и в стихах», – отмечал Артемий Троицкий. Башлачёв все дальше отходил и от рокерской эстетики. Тогда появились его «Ванюша», «Хороший мужик», «На жизнь поэтов», «Слушая Высоцкого», «Егоркина былина»… Шедевры. А потом – обрыв.
…17 февраля 2008 года исполнилось двадцать лет, как Башлачёв ушел из жизни. Дата эта выпала на воскресенье, и поэтому многие СМИ отметили ее заранее – в пятницу, а то и в четверг. Вообще, у нас многое нынче начинают отмечать заранее – Новый год с ноября, избрание президента за полгода до самих выборов. Стабильное течение времени, расписанный календарь событий, никаких неожиданностей… Газеты поместили на своих полосах небольшие статьи, пространные интервью с рок-ветеранами, где те рассказывали о себе и Башлачёве; а телевидение (по крайней мере, центральные каналы) печальную годовщину, кажется, не заметили.
Грустно… И в который раз пришлось вспомнить модное словцо «неформат». В этом случае неформат и технический, и идеологический. Да, сохранившиеся кино– и видеозаписи Башлачёва не могут посоперничать с нынешней «цифровкой», песни его не услаждают слух. Наоборот, скорее раздражают чувства, как произведения всех больших поэтов.