Конгревова ракета (Сенчин) - страница 61

Каждый писатель, по-моему, берясь за работу должен быть уверен, что создаст небывалое, величайшее, способное изменить мир. Конечно, он потерпит неудачу, его произведение ничего не изменит. Но уверенность быть должна. И поражение должно вызывать желание, потребность совершить новую попытку, потом еще одну… Мы же словно бы берем пример с чеховского Тригорина, который вряд ли кокетничает, когда предполагает:

А публика читает: «Да, мило, талантливо… Мило, но далеко до Толстого», или: «Прекрасная вещь, но “Отцы и дети” Тургенева лучше». И так до гробовой доски все будет только мило и талантливо, мило и талантливо – больше ничего, а как умру, знакомые, проходя мимо могилы, будут говорить: «Здесь лежит Тригорин. Хороший был писатель, но он писал хуже Тургенева».

Сегодня подобных Тригориных множество. Правда, они скрывают от себя и других подобные мысли, но выпускают «милые и талантливые» повести и романы с почти математическим постоянством. Нужен прорыв. И этот прорыв возможен лишь при помощи пусть не новых (ничто не ново на земле), но смелых, злободневных, неудобных мыслей. Нужно с волнением первопроходца изучать наше нынешнее, сложное, очень сложное время, как изучали свое время предшествующие поколения писателей. А художественность приложится.

2014

Заглянувший в бездну

О Леониде Андрееве

Есть в нашей литературе имена, чье величие неоспоримо, критика которых представляется нелепой и бессмысленной. Тем более попытки их свержения. Сколько ни пытайся сбросить, к примеру, Пушкина с парохода современности, он на этом пароходе останется; сколько ни находи блох в романах Достоевского, эти блохи не затмят грандиозного таланта; сколько ни развенчивай философию Льва Толстого, философия эта, впитанная в прозу, останется жизненной и будящей интерес вновь и вновь. Не изъять из пресловутого первого ряда и творчество Гончарова, Чехова, Бунина, Булгакова, Шукшина… Да многих, многих русских писателей.

Но есть писатели, чье наследие то на десятилетия уходит для читателей в небытие, то вдруг возвращается и оглушает – и оказывается самым что ни на есть злободневным, необходимым именно в определенный момент, и люди недоумевают, почему же общество могло жить без того или иного рассказа, романа, стихотворения, пьесы… Таких, приходящих к нам время от времени, оглушающих и обжигающих и снова уходящих на дальние полки библиотек, тоже немало, и перечислять их имена не стоит. Остановлюсь на одном из них, наиболее, может быть, ярком – Леониде Андрееве.

Его писательская судьба началась в самом конце XIX века, когда в газете «Курьер» появились небольшие, несложные по композиции (именно газетные) рассказы «Баргамот и Гараська», «Алеша-дурачок», «Большой шлем», «Ангелочек». И вышедшая вскоре первая книга, стала событием. Менее чем за год она переиздавалась четыре раза, о ней писали и спорили ведущие критики России, читала, без преувеличения, вся образованная Россия.