От названия попахивает ладаном, но ведала сия канцелярия делами скорее гражданскими — опекала судьбы национальных меньшинств европейского происхождения, сиречь чужих, неправославных верований.
С незапамятных времён, а с царствования Петра Великого особенно, селились в России иноземцы семьями и колониями, присоединялись к государству с новыми землями целые народы. И следовало могучему отечеству эти народы опекать, дабы ощущать в них не недругов своих, а подкрепу.
Для сих целей в департамент стремились подбирать не просто знающих иностранные языки, но особливо тех, кто на собственном опыте, пребывая за кордоном на учёбе или на царской службе, отменно был знаком с особенностями иноземных нравов.
Перовскому и карты в руки — только что из центра Европы, из русской администрации в Саксонии!
И другая причина, что склонила к решению, — идти следовало под начало директора департамента Тургенева Александра Ивановича[18].
Когда впервые познакомились в Москве, Александр успел не только закончить московский пансион, но и Гёттингенский университет.
С братом его, Николаем[19], Перовский слушал лекции на Моховой, а вскоре и тот отправился в Гёттинген, в Германию.
Там же, в Германии, вновь пересеклись дороги Перовского и братьев Тургеневых: Николай после разгрома Наполеона был назначен русским комиссаром Центрального административного департамента союзных правительств по объединению германских земель, а Александр к нему наезжал. Не раз встречались в немецких городах Тургеневы и Перовский, вели разговоры, как с пользой способствовать созданию единого отечества для германского народа.
«Имя Николая Тургенева равносильно имени честности и чести», — сказал о нём то ли германский министр Генрих Фридрих Карл Штейн, то ли сам император Александр.
Даже если русский царь всего-навсего повторил оценку деятельного, энергического объединителя германских герцогств, человека умнейшего и понимающего толк в людях, — значит, не случайной оказалась слава молодого русского администратора. И в ту пору, в которую началась наша повесть, Николай Иванович уже получил в России высокую должность — помощника статс-секретаря Государственного совета. Разнёсся слух: новоявленный Сперанский[20]!
Теперь, в России, помыслы братьев, всегда стремившихся к благородному служению отечеству, как бы сошлись в одном фокусе: старший, тридцатидвухлетний Александр, и младший, двадцатисемилетний Николай, оказались у кормила административных учреждений, предназначенных для упорядочения общественной жизни государства.
Всякий раз, когда Перовский слушал Николая Ивановича, он не мог не восхищаться его умом.