Чиркурин, продолжая тост, предложил выпить за один из примеров восстановленной законности, то есть за Марка Семеновича Шубкина. Который, как сказал Чиркурин, не обиделся на партию…
— А на партию не обижаются, — перебил Шалейко.
— А я и говорю, — охотно согласился Чиркурин. — На партию не обижаются. У советского человека есть своя гордость, он может обижаться на соседа, товарища по работе, на жену, на брата, на мать и отца, но на партию… — он выдержал длинную паузу, выпятил нижнюю губу и повел указательным пальцем из стороны в сторону… — ни-ни. И Марк Семенович не обиделся… Ты ж не обиделся, Марк Семенович?
— Ни в коем случае, — отозвался Марк Семенович. — Я не обиделся. Больше того, я приобрел неоценимый жизненный опыт.
— Стоило бы его удлинить, — вдруг пошутила Аглая.
— Что? — повернулся к ней Шубкин.
— Ничего, — сказала она и отвернулась.
— Да, — продолжил свою речь Чиркурин. — Марк Семенович не обиделся, не озлобился, не укрылся в своей скорлупе, а сразу и активно включился в работу и в общественную жизнь. И детей воспитывает, и газету выпускает, и самодеятельность организовал. Скоро на областной смотр поедем, и там, я уверен, первое место будет за нами.
Разумеется, похвалы Шубкину Аглая поняла, как укоры себе, но больше в разговор не встревала. Все произносимые тосты были ей чужды, однако выпить хотелось, и она пила, ни с кем не чокаясь. И чем больше пила, тем больше испытывала какое-то странное влечение к Шубкину. Хотя слева к ней все еще время от времени приставал и раздражал своими руками Шалейко. После двух стаканов портвейна и половины третьего она возбудилась и, наклонившись к Шубкину, спросила:
— Рад, что победил?
— Нет, я боролся не против вас, — Шубкин говорил ей «вы», хотя года на три был старше. — Я отстаивал принципы. А вам я зла не желаю.
— Ну да, не желаешь! — не поверила она. — Еще как желаешь. Я думаю, если б твоя власть, — сказала она, впадая в неосознанное ею волнение, — ты б уж со мной ух как расправился.
— Только одним способом, — сказал Шубкин. — От детей бы отодвинул подальше. А больше ничего.
Тем временем веселье продолжалось. После ужина сдвинули столы, стали танцевать под аккордеон. Играл Аглаин сосед Жорка Жуков, бесшабашный лохматый парень, специально приглашенный для обслуживания этого вечера. Он сидел у окна на стуле, поставив стакан с водкой на подоконник, и в перерывах между танцами брал стакан, прихлебывал и опять играл с закрытыми глазами, как будто спал. Шалейко, не оставляя своих усилий, пригласил Аглаю, она станцевала с ним один вальс, но удовольствия не получила.