– Боюсь, у тебя нет выбора, – пробормотал он почти с сожалением, и было неясно, к кому он обращается, к ней или к самому себе. – Нет выбора.
Последние слова Джулиан прошептал ей прямо в ухо, опалив кожу жарким дыханием. Он принялся гладить ее волосы – примерно так же он гладил, успокаивая разъяренного Харибду. Он едва касался кончиками пальцев шелковистой кожи – снова и снова, будто играл на арфе. Тело Фебы дрожало от напряжения, но мужчина был неумолимо мягок, беспощадно нежен и обольстителен. Он осторожно касался ее тела кончиками пальцев и губами, словно показывая, какие части тела его больше всего восхищают, и какое удовольствие она может испытать от одних только его прикосновений. Поцеловав ее веки, Джулиан почувствовал вкус соли. Вот, что случается с яростью, когда с ней вступает в борьбу нежность. Она растворяется.
Наконец Феба расслабилась. Она закрыла глаза, и Джулиан заметил дрожащие на ее ресницах слезы, которые он поспешил стереть поцелуями. Ее дыхание все еще было порывистым, но неистовая ярость покинула ее, уступив место страстному желанию. Это привело Джулиана в восторг. Он понял, что теперь сможет получить ее.
Он тронул кончиком языка ее ушко, погладил тело, прижал женщину к себе. Как же он хотел ее!
А потом она снова нашла его губы своими. Но теперь это было мягкое, робкое касание. Извинение. Прелюдия. Обещание.
Поцелуй все длился, становился глубже и постепенно превратился в способ соединения, слияния двух тел в одно.
Феба наконец прервалась и уткнулась лицом ему в подбородок.
– Мне страшно, – прошептала она. Джулиану показалось, что она сама удивилась, произнеся эти слова вслух.
Он знал, чего ей это стоило, и понимал, что она имела в виду. Она не боялась отдаться. Ей было страшно потерять себя, починиться другому человеку – кому угодно, открыться для новой боли.
Ему тоже было страшно. Феба оказалась единственной из всех его знакомых, кому хватило смелости признать это.
– Со мной ты в безопасности, – сказал он, не кривя душой.
Она немного подвинулась и стала целовать его шею и плечи жадным ищущим ртом, слизнула капельку пота на груди. Сдвинувшись еще ниже, она помогла Джулиану избавиться от рубашки, которую, не глядя, отбросила в сторону, испугав Харибду. Кот возмущенно мяукнул, а Феба рассмеялась.
Она поцеловала синяк у Джулиана на лбу, каждую царапинку, оставленную когтями кота, тонкий белый шрам – метку войны. Сместившись ниже, она спустила его панталоны, и фаллос – большой и твердый – почти радостно вырвался на свободу. Она потянула одежду вниз, обнажив узкие бедра. Джулиан, как мог, помогал, но все равно потребовалось время, чтобы окончательно избавить его от одежды. Его бедра были твердыми, словно дерево, между ними курчавились темные волосы, а с внутренней стороны, где волосы не росли, кожа казалась потрясающе мягкой и белой. И ей безумно захотелось коснуться этого места губами. Раздвинув его колени, она приникла к нежной коже поцелуем.