А ведь неделю назад у нас был секс. Получается: она и с ним, и со мной… Меня аж брезгливо передернуло внутри – как будто я спал не с ней, а с каким-то волосатым осетином. Я простил бы многое, но не измену.
Вика кивнула, посмотрела исподлобья. А мысли уже трансформировались и потекли совсем иначе. Уговорить ее не делать этого, сказать, что совершает ошибку? Рассказать о том, как она мне нужна? Вика уже все решила и теперь просто ставила перед фактом. Официальная точка наших отношений. Что ж, по крайней мере, это справедливо. Куда лучше, чем узнавать все самому и понимать, сколько лжи было вылито на тебя в последнее время. Или в один прекрасный момент наткнуться на стену из проигнорированных звонков и SMS, а дальше – думай что хочешь.
Сущность каждого человека поделена на два противопоставленных полушария: кто-то называет их левым и правым, кто-то – ангелом и чертом. Я же, вдохновленный одной индейской легендой, звал своих черным и белым волками. Этот миф рассказывал о борьбе людей со стаей черных волков, в которой племя индейцев видело свои негативные черты и нарекало «злом», но чем дольше продолжалось противостояние, тем больше и опытней становилась волчья стая. Однако и сами индейцы преображались в борьбе, закаляясь и телом, и духом. Племя желало победы, но война грозилась продолжаться вечно. Тогда старый шаман посоветовал людям прекратить эту борьбу и обратить внимание на белых волков – и черная стая, действительно, была побеждена.
Я не разделял мнения индейского шамана и кормил, давал волю обоим волкам. Они грызлись между собой, крепли, и в этом противоборстве закалялся и я. Но предполагал, что однажды тонкая граница между двумя возросшими силами – то есть я – когда-нибудь рухнет под натиском моих волков и тогда начнется последняя, грандиозная битва двух зверей за право именоваться истинным мной.
Два разных мнения, два противоположных волка столкнулись во мне, начав своеобразную битву, и я не знал, как стоит поступить.
– Мы могли бы поговорить об этом и в подъезде, – нарушил я молчание безразличным тоном. На секунду на лице Вики появился виноватый оттенок. – Совсем не обязательно было меня сюда тащить ради одной этой фразы…
– Чуть не забыла! – вдруг воскликнула она. Затем встала, подошла к платяному шкафу и вытащила из-за него гитару в черном демисезонном чехле. – Спасибо, что дал поиграть, но с музыкой у меня все-таки проблемы…
– Я же говорил, что с таким маникюром за гитару можно и не браться, – сказал я, взяв гитару за гриф.
Но Вика не отпускала чехла. Ее лицо внезапно изменилось: холодная гримаса приобрела нежные черты, острый как ледяная бритва взгляд стал печальным, а на губах ее возникла едва заметная улыбка.