– Я сама справлюсь. Спасибо.
Должна справиться. У нее нет выбора. Только бы пережить эту встречу, которая наверняка будет недолгой.
Снова прикусила щеку изнутри, трогая языком очередную ранку. Солоноватый привкус и саднение в поврежденной коже отвлекали на несколько кратких мгновений, но их хватало хотя бы для того, чтобы сделать следующий вздох. А потом все возвращалось: пелена перед глазами, тупые тиски боли в висках и с каждой минутой увеличивающийся ком в груди. Слез не было. Ее трясло изнутри, будто рыдали душа и сердце, где-то находящее силы биться дальше. А глаза оставались сухими с того самого времени, когда с уст мужа слетело одно-единственное имя.
Саша привыкла к ночным кошмарам, научилась терпеть их почти безропотно, смирилась с бессонницей, с пустотой, с одиночеством. Но что делать теперь, даже представить не могла. Переполняющее ее чувство было незнакомым. Оно душило, причиняя реальную физическую боль, давило на грудь, туманило мозг. От вкуса собственной крови во рту уже тошнило. Ненависть. Раздирающая, безжалостная, едкая, словно кислота, пронизала всю внутренность, разрастаясь до необъятных размеров.
Не знала, что способна испытывать подобное, что желание причинить боль другому может быть настолько сильным. Хотелось крушить все вокруг, разорвать в клочья бумаги на столах, разнести вдребезги стеклянные дверки шкафов, чашку с глупыми цветочками, оставленную на подоконнике кем-то из сотрудников. Запустить ею со всего размаха в приоткрытое окно. Закричать, срывая голосовые связки, до хрипоты... Хрипоты...
Какая же она дура. Слепая, наивная, так и не научившаяся смотреть в лицо реальности. Как могла ничего не заметить? Какой смешной, должно быть, выглядела в его глазах... Или не смешной – жалкой. Ничтожной. Той, о которую больше не хочется мараться. Он ведь именно поэтому не позволил прикоснуться к нему и сам не тронул губ. Это и впрямь непозволительная роскошь, на которую было бессмысленно надеяться. Почему же не поняла все с самого начала?!
Новая струйка крови опять коснулась языка, и Саша закашлялась, выхватывая взглядом остановившуюся во дворе офиса машину. Павлу хватило единственной встречи с Макеевым, чтобы понять то, что она не рассмотрела, оказавшись в его постели.
Даже не заподозрила. А сейчас будто прозревала, глядя на приближающуюся к входу фигуру. Наклон головы, размах плеч, кошачья грация в движеньях, не исчезнувшая никуда. Походка стала тяжелей, но все равно была слишком узнаваемой. Как могла не увидеть, не почувствовать ничего? Где были ее глаза?